Апрель, 1923

[Shingeki no BB]

Название: Апрель, 1923
Автор: Gretchen_Ross
Бета: Rudaxena
Иллюстратор: Анка Хельская
Персонажи: Жан Кирштайн, Марко Ботт, Райнер Браун, Бертольд Гувер, Анни Леонхарт, Ривай, Найл Доук, Ханджи Зое, Эрвин Смит, авторские персонажи
Категория: джен, броманс
Жанр: драма, детектив
Рейтинг: PG-13
Размер: около 17 600 слов
Краткое содержание: Америка, времена Сухого закона. Марко Ботт и Жан Кирштайн служат в полиции, но каждое ли дело стоит доводить до конца?
Примечания: AU (Нью-Йорк 20-х годов)
Предупреждения: смерть персонажа
Скачать: с иллюстрациями | без иллюстраций

1

Девушке было не больше двадцати двух. Она лежала на пороге: должно быть, когда сюда нагрянули бандиты, она как раз собиралась выходить. Для того чтобы остаться в живых, ей не хватило каких-то пары минут. Жан наклонился над телом, разглядывая выбившиеся из-под шляпки светлые пряди и забрызганный кровью подол. Ярко накрашенные губы сложились в последнее испуганное «Ах!», в широко распахнутых глазах застыло обиженное недоумение; нитка жемчуга, обмотанная вокруг шеи, порвалась, и жемчужины, большие и круглые, тускло поблескивали на полу.

Жан выпрямился, потер переносицу указательным и средним пальцами. В груди засело неприятное чувство: злость пополам с беспомощностью. В последнее время гангстерских разборок становилось все больше и больше. На той неделе выловили из залива двоих утопленников, закатанных ногами в цемент; три дня назад выносили трупы из склада, битком набитого ящиками с контрабандным коньяком. Но ни разу еще не пострадало столько обычных людей.

Холл гостиницы «Мария» был усеян трупами.

Жан обогнул перевернутое кресло — на светлой обивке темнели уродливые бурые пятна, — перешагнул через ноги седого худощавого мужчины. Рядом валялась утренняя газета. За секунду до смерти этот человек читал спортивный разворот: то, как накануне «Нью-Йорк Янкиз» впервые играли на своем стадионе, а Бейб Рут выбил хоумран, занимало полполосы. Интересно, мужчина за них болел?

Бельгийские зеркала в тяжелых позолоченных рамах отражали картину побоища; изысканный дорогой ковер был безнадежно испорчен. Под ногами хрустело; осколки хрустальной люстры, в которую угодила шальная пуля, мешались с битым оконным стеклом. В стороне негромко переговаривались два полисмена, которым предстояло выносить трупы; противоположный угол то и дело озарялся вспышкой: полицейский фотограф делал снимки одной из жертв. В воздухе витал густой запах крови; от него першило в горле и слезились глаза.

Жан поморщился.

— Какая дрянь, — произнес он вслух.

— Согласен, — откликнулся Марко.

В отличие от Жана, он уже успел осмотреться. Марко пришел на место преступления почти на полчаса раньше: у Жана сегодня был выходной, и Найл Доук вызвонил подчиненного прямо с семейного обеда. Сейчас Марко стоял рядом со стойкой регистрации и зарисовывал в блокнот положение тел. Карандаш уверенно и быстро скользил по бумаге. Жан подошел ближе, заглянул другу через плечо — и, как всегда, ничего не понял.

Сам он обходился без схем.

— Напрасно теряешь время, — предупредил он Марко. — Все равно Доук в твой отчет даже не заглянет.

— Как знать. — Марко поднял голову и задумчиво постучал карандашом по губам. — Может, на этот раз расследование будет вестись как положено. Слишком уж много жертв.

В ответ Жан только скрипнул зубами. Он присел на корточки у тела портье; перед глазами как наяву замелькали заголовки завтрашних газет. «Кровавая резня в гостинице “Мария!”», «Убиты пятнадцать человек, бандиты скрылись!», «Полиция снова не может поймать преступников!». Что же, приходилось признать: в чем-то газетчики будут безусловно правы.

«Мария» и две другие гостиницы принадлежали семье Рейсов. Три элитных гостиницы и несколько магазинов модной женской одежды, конечно, приносили доход, но эти деньги не шли ни в какое сравнение с прибылью от целой сети подпольных винокурен и нескольких десятков нелегальных баров. Об этом в полиции знал каждый, начиная с Дариуса Заклея, начальника департамента, и заканчивая последним постовым, но арестовать Георга Рейса, нынешнего главу семьи, было невозможно. Слишком многих купили или запугали, а сам Рейс был на короткой ноге с сильными мира сего. Поговаривали, что он поставлял вино к столу мэра.

В принципе, хрупкое равновесие всех устраивало: и Георга, и копов. Но с недавнего времени у семьи Рейсов появились конкуренты. Массовое убийство ни в чем не повинных постояльцев «Марии» было лишь еще одним посланием Георгу. Еще одним предостережением, предложением проваливать из этого города подобру-поздорову. Это разглядел бы даже слепой. Кому нужно было расследование? Даже оформление протокола — пустая формальность. Жан со злостью подумал, что напрасно теряет тут время. Все-таки Доук — скотина, только мама из-за него распереживалась.

— Где эксперты? — резко поинтересовался Жан, поднимая голову. Не хватало только застрять тут, потому что патологоанатом задерживается. — Почему до сих пор не прибыли, что это такое? Будут они работать или нет?

Марко терпеливо переждал вспышку и откликнулся:

— Ханджи на галерее. — Он мотнул головой в сторону широкой парадной лестницы, ведущей на открытый второй этаж. На верхних ступеньках распластался франт в модном темно-сером костюме. — Там еще покойники. Пара человек пыталась убежать, еще несколько выглянули из своих комнат.

Словно в ответ на его слова над перилами галереи появилась голова Ханджи. Должно быть, до этого она ползала на четвереньках между трупами. Сейчас она была растрепана, глаза сверкали за стеклами больших круглых очков, по лицу блуждала задумчивая улыбка.

— Кирштайн! — звонко крикнула она. — Наконец-то явился! А я тут нашла кое-что интересное! — И она рассмеялась, словно речь шла о сюрпризе на Рождество.

Ханджи Зое была больна на всю голову, но дело свое знала.

— Ты у нее в любимчиках, — беззлобно поддел Марко, но Жан только раздраженно отмахнулся. Вот уж без чего он прекрасно бы обошелся, так это без симпатии Ханджи.

Упаси Господь, она решит сделать следующий шаг и примется зазывать его в морг на свидание и рюмочку медицинского спирта.
Жан поднялся по лестнице. По правде сказать, находки Ханджи сейчас были последним, что его волновало. Гораздо больше ему хотелось покончить поскорее с рутиной и вернуться к прерванному обеду — все равно делу не дадут ход, — но долг требовал хотя бы выслушать.

Ханджи стояла на коленях над телом молодого мужчины. В отличие от прочих постояльцев, этот был одет неброско и скромно. Жан без труда узнал костюм из дешевого магазина, плохо скроенный и сидящий еще хуже, приметил небрежную стрижку и потертые дужки очков. Они с Марко сами одевались и стриглись в точно таких же заведениях: на зарплату инспектора не разгуляешься.

Впрочем, Ханджи вряд ли хотела показать ему наряд покойника.

— Ну, что тут у тебя?

Она подняла на Жана сияющий взгляд

— Его убили со второго этажа.

— И что с того?

Ханджи вздохнула и посмотрела на Жана с укоризной: похоже, он никак не мог уловить какую элементарную ерунду.

— Все остальные, — она поправила очки запястьем и кивком указала на распластавшиеся чуть поодаль трупы, — были застрелены снизу. Посмотри вон на того. Видишь, как вошла пуля?

Разумеется, Жан не видел, но Ханджи он верил. Если она говорила что-то про пули, значит, так оно и было.

— А этого парня, — она снова указала на мужчину перед собой, — застрелили отсюда, со второго этажа. И с расстояния не больше пары метров.

— То есть получается, — подхватил Жан, — что сначала они стреляли снизу, а потом ради него влезли на второй этаж? А он, выходит, стоял и ждал, пока они до него доберутся? Кто он вообще такой?

В груди против воли разгорался азарт детектива, просыпался инстинкт полицейского, который требовал найти и покарать преступника.

Ханджи приподняла полу пиджака покойника и вытащила из внутреннего кармана бумажник, такой же потрепанный и дешевый, как и все остальные детали костюма.

— Некий Малкольм Стаут, — объявила она, листая документы. — Репортер. Работал на «Нью-Йорк Таймс».

Жан вспомнил спортивного болельщика с первого этажа. По иронии судьбы, он читал именно «Нью-Йорк Таймс», хотя, конечно же, эти два факта никак не были связаны.

— Репортер из «Таймс»? — переспросил подошедший сзади Марко. Он закончил внизу и поднялся, чтобы сделать схему второго этажа. — Интересно, что ему понадобилось в «Марии»? Он явно не из числа постоянных гостей.

— Небось, копал под Рейсов, — предположил Жан, и звук чужого имени вернул его с небес на землю. Расследование? Наказание преступников? Чушь какая. — Хватит, Ханджи, сворачивайся! — резко бросил он. — Доуку нужен отчет к завтрашнему утру, а кого откуда убили, ему наплевать. Всем на это наплевать!

Он развернулся и почти бегом спустился с лестницы; налетел на фотографа, отмахнулся от изумленных полисменов. Ему срочно нужно было отдышаться, хоть немного отдохнуть от смрада внутри гостиницы «Мария». У самого порога Жан наступил на одну из рассыпавшихся жемчужин.

Яркое полуденное солнце ослепило его, стоило ему только выскочить на порог. Жан застыл, моргая; в груди клокотала ярость. Если бы только можно было отыскать этих негодяев…

Глаза привыкали к свету, зрение возвращалось, и Жан понял, что искать никого не придется.

На противоположной стороне улицы стоял вишневый форд, новенький и блестящий, только что с конвейера. О лакированный капот вальяжно облокотились трое, и Жан знал их всех. Вот уже несколько месяцев Райнер Браун, Бертольд Гувер и Анни Леонхарт работали штатными головорезами у конкурентов Георга Рейса.

Со стороны могло показаться, что это просто трое молодых бездельников, которые остановились, чтобы посмотреть на работу полиции. Райнер улыбался и курил, Анни ела мороженое, купленное у торговки по соседству. Неловкость и смущение из всех троих испытывал только Бертольд: он то и дело поправлял шляпу, барабанил пальцами по лакированному крылу, отводил взгляд. Вот ублюдки, подумал Жан и шагнул на мостовую. Райнер, заметив, что он идет к ним, отсалютовал Жану двумя пальцами.

— Добрый день, детектив! — весело крикнул он. — Как дела? Как продвигается расследование?

Они издевались, смеялись полиции в лицо. Кичились своей безнаказанностью.

— Сукин сын! — заорал Жан.

— Бог с вами, детектив! — Райнер вскинул брови в притворном изумлении, развел руками. — Не понимаю, о чем вы. Мы с ребятами просто проезжали мимо, вот и остановились посмотреть.

Анни скользнула по Жану равнодушным взглядом и бросила на тротуар обертку от эскимо, Бертольд глубже надвинул шляпу. Конечно, они просто хотели посмотреть — на то, как копы выносят трупы, а потом бесславно уезжают, поджав хвост. Закон в этом городе ничего не значил.

— Мерзавец! — Руки сами собой сжались в кулаки. Гудели, тормозя, машины, но Жан не замечал дорожного движения. Он видел только ухмыляющуюся рожу Райнера Брауна и мечтал во чтобы то ни стало разбить эту ухмылку в кровь. — Ублюдок, сучий потрох! Я достану тебя, слышишь, Браун, достану!

И он бы достал — до Райнера оставалось не больше нескольких шагов, — но кто-то повис у него на плечах, выкрутил руки. В ушах зазвенел голос Марко:

— Жан, стой, не делай этого! Тут пресса, нельзя с ним драться! Жан!

Неторопливо, по-прежнему издеваясь, троица села в машину. Бертольд завел мотор, форд тронулся.

— Я вас засажу, — орал Жан им вслед, — погодите, я вас всех засажу, ублюдки!

Он стряхнул с себя Марко, развернулся — и чуть ли не носом уперся в протянутый диктофон. Рядом маячил еще один, а сбоку загорелась и тут же потухла вспышка фотоаппарата. Журналисты, дорвавшиеся до второй за день сенсации, наседали со всех сторон.

— Детектив, заявление для прессы! Детектив, у вас уже есть подозреваемые? Детектив, как вы оцениваете работу полиции?!

Жан сморгнул; голова гудела, мысли разбегались в разные стороны.

— Да пош… — начал он, но Марко вдруг оказался между ним и журналистами:

— К сожалению, пока никаких заявлений.

Он отказывал вежливо, но твердо, одновременно проталкиваясь сквозь толпу к гостинице.

На пороге их ждала Ханджи, задумчиво склонившая голову на бок.

— А ты, Кирштайн, горячий парень, — заметила она.

Жан не ответил. У него уже достаточно прояснилось в голове, чтобы понять, какую глупость он натворил. Заголовки завтрашних передовиц в его воображении стали еще красочнее: «Расследование бойни в гостинице: детектив устраивает драку!», «Расследование в тупике! Все, что может полиция, — махать кулаками!», «Кровавая бойня в «Марии» — полицейский угрожает гангстерам!». То-то Доук обрадуется. Наверняка вызовет на ковер, а то и вовсе лишит квартальной премии.

Впрочем, и то и другое Жан сумел бы пережить, знать бы только, что угрозы, которые он выплевывал вслед вишневому форду, были не пустыми.

— Знаешь что? — обернулся он к Марко. — А я их в самом деле засажу. Добьюсь своего. Вот увидишь.


2

— Нет, — сказал Доук.

Не то чтобы Жан всерьез рассчитывал на другой ответ, но надеялся, что начальник хотя бы даст ему договорить до конца, а не оборвет на третьей фразе. Наверное, Марко был прав, и прежде чем идти к Доуку, следовало подготовиться. Однако Жан не собирался сдаваться так просто. Он поджал губы, переваривая первую неудачу, решительно выпятил подбородок:

— Почему?

— Потому, Кирштайн, что у тебя нет доказательств. И не будет. Ты не найдешь ни одного свидетеля, а если смельчак, который согласится рассказать, как Браун и его приятели ворвались в гостиницу «Мария», все-таки отыщется, то он не проживет и трех дней. Зато ребят, готовых подтвердить, что во время нападения Браун играл с ними в бильярд, выстроится целая очередь. Все, на что ты можешь рассчитывать, это пара косвенных улик. В суде их адвокат поднимет нас на смех.

— Разумеется, у меня нет доказательств, — начал Жан, чувствуя, как щеки начинают гореть — от стыда и от злости. — Я еще не начал расследование, так откуда, черт побери, у меня возьмутся доказательства?! Если бы вы дали мне…

— Кирштайн, — устало оборвал его Доук, — ты меня вообще слушал? Ты ничего на них не нароешь. Ты представляешь себе, какие люди за ними стоят?

— Мне плевать, — упрямо ответил Жан.

Доук вздохнул. У него было усталое осунувшееся лицо: впалые щеки, темные круги под глазами. Каждый день он уходил со службы ровно в восемь и шел домой, к пресному ужину, детям и жене, которая, как поговаривали, некогда был красавицей, но, родив двоих, раздалась в бедрах. А еще поговаривали, что когда-то давно Найл Доук был другим, молодым и энергичным, но годы шли. Сейчас он любил свою семью гораздо сильнее работы и хотел по большому счету только одного: чтобы его оставили в покое.

— Послушай, Кирштайн, объясню тебе еще разок. — Доук уперся локтями в стол и посмотрел на Жана. — Браун, Гувер и Леонхарт — шестерки. Все, что они делают, — это спускают курок, когда им велят. А за ними стоят очень серьезные люди, которые совсем не хотят, чтобы ты совал нос в их дела. Так что если ты начнешь расследование, то в лучшем случае ничего не найдешь и выставишь себя — и всю полицию Нью-Йорка — посмешищем. В худшем ты копнешь не там, где надо, и мы через месяц выловим тебя в заливе. Скажи честно, Кирштайн, оно тебе надо? У тебя вроде мать одна, для нее сын — последняя опора. Так что завтра сдай мне отчет, и на этом расследование закончено.

— Честно? — спросил Жан. — Ладно, капитан Доук, я скажу вам честно. Мне надо засадить этих негодяев за решетку. — Он начинал спокойно, но с каждой фразой заводился все больше и больше. — А вы, капитан, слизняк и трус! А может, вы просто берете взятки, потому и хотите, чтобы я сидел и не высовывался! Вы — продажный коп, вот вы кто!

Он замолчал, тяжело переводя дух; обвинения повисли в воздухе. Доук откинулся на спинку стула.

— Иди отдохни, Кирштайн, — ледяным тоном произнес он. — А то что-то ты совсем заработался. Отчет пусть сдаст Ботт, а ты завтра можешь не выходить.

— Я…

— Пошел вон, — рявкнул Доук.

Жан выскочил прочь как ошпаренный; не оглядываясь, шарахнул дверью, но вместо грохота раздался только приглушенный хлопок.

— Ну и зачем? — спросил Марко и убрал блокнот, который успел сунуть между дверью и косяком. Жан открыл рот, но Марко вскинул руку: — Можешь не пересказывать. Ты так орал, что я все слышал.

— Да? А что он мне сказал, знаешь?

— Догадываюсь, — хладнокровно кивнул Марко. — Пошли, Жан.

— Отвали, — огрызнулся Жан, стряхивая чужую руку с плеча. — Я собираюсь идти домой, у меня есть работа. Плевать мне, что он отпустил меня отдохнуть.

— А я и не домой тебе предлагаю идти. Давай, Жан, уже поздно. Пошли к Барри. Ужин за мой счет.

Барри держал маленький ресторанчик на Сорок седьмой улице. Там подавали неплохие стейки с картофельным рагу за двадцать пять центов, и этого вполне хватало, чтобы утолить телесный голод.

Для того чтобы заглушить душевные терзания, нужно было нырнуть в маленькую деревянную дверцу рядом с мужским туалетом и подняться по грязной лестнице на второй этаж, где Барри разливал контрабандный вермут и сваренное в собственном подвале пиво. На вкус и то и другое было тем еще отвратительным пойлом, но Марко с Жаном было все равно. Во-первых, выпивка была им по карману, а во-вторых, они считались здесь почетными гостями: Барри не без оснований считал, что отношения с двумя полицейскими нужно поддерживать теплые и дружеские.

Они начали со стейка, затем запили его жидковатым кофе и поднялись наверх. На протяжении этого времени Жан на все корки костерил Найла Доука, жалкого продажного слизняка, трусливого негодяя, подкаблучника, бесхребетника и взяточника. Поток оскорблений иссяк только ко второй пинте пива.

— Чертов сухой закон, — пробормотал Жан. — Ладно, я понимаю, нельзя давать спиртное каким-нибудь пьяницам. Но почему я, обычный трудяга, не могу промочить горло после
работы?

Марко пожал плечами; он знал по собственному опыту, что ответа Жан сейчас не ждет — ему просто нужно было выговориться.

— А главное, все равно все пьют. — Он кивком указал на пивную кружку, широким жестом обвел подпольный бар: тесную мансарду, обшарпанную и прокуренную насквозь. — Да еще и стреляют друг в друга из-за этой дряни. Если бы не сухой закон, люди из «Марии» до сих пор были бы живы. Ненавижу этих ублюдков.

— Которых? — спросил Марко. В сумраке, припорошенном сигаретным дымом, он казался старше и бледнее. Жан сощурился, пытаясь разглядеть веснушки на носу и золотистые искорки в глазах, но тени и алкоголь стирали детали.

— Всех. И политиков, и этого слизняка Доука, и Рейса с его бизнесом. И Брауна. Господи, как же я ненавижу этого ублюдка Райнера Брауна и его отмороженных дружков. Как ты думаешь, кто из них убил ту девочку?

Марко запрокинул голову и уставился в грязно-серый потолок, на котором пятна от копоти чередовались с желтоватыми протечками — в сильный ливень на посетителей капало, и Барри расставлял по столам посудины для сбора воды.

— Анни. Думаю, она заходила первой. Браун бы девчонку отпустил.

— Вот тварь, — сказал Жан и залпом допил свое пиво. Он помолчал, рассеяно постукивая по граненому боку кружки. — Как по-твоему… А если я приду к Доуку с доказательствами? Что он тогда сделает?

— Снова отошлет тебя домой, — уверенно ответил Марко. — Возможно, отправит в недельный отпуск. И будет прав. Чем глубже мы копнем, тем больше шансов, что отправимся на корм рыбам.

Жан фыркнул.

— А я думал, ты у нас идеалист, веришь в правосудие и справедливость.

— Был когда-то, — согласился Марко. — Да и сейчас верю. Если ты оглянешься по сторонам, Жан, то увидишь, что в этом городе полно преступлений, которые никак не связаны ни с Рейсом, ни с сухим законом. И если мы посадим за решетку всех насильников, грабителей и убийц, в Нью-Йорке уже станет легче дышать. А что до Рейса и его конкурентов… Всему свое время.

— Но ведь Райнер Браун и есть убийца. Погоди, — Жан вскинул ладони вверх, не давая Марко перебить, — дослушай меня. Я не собираюсь воевать с кем-то из боссов. Пес с ними, ты прав. Всему свое время. Но почему я не могу прижать жалкую шестерку? Мне не нужно копать глубоко. Мне просто нужно, чтобы Райнер Браун, Бертольд Гувер и Анни Леонхарт получили по заслугам. Ну? Ты со мной?

Марко ответил ему долгим печальным взглядом.

— Ты же знаешь, я всегда с тобой.

Жан знал.

Они расплатились и вышли. После теплого затхлого помещения на улице бил озноб. К ночи здорово похолодало — в этом апреле погода менялась каждые два дня, а то и чаще. Моросил дождь, ветер со стороны залива нес запахи машинного масла и рыбы. Жан поднял воротник плаща.

— Прогуляемся?

— Как хочешь, — ответил Марко.

Они медленно побрели вверх по улице. Под ногами хлюпала вода, мокрый асфальт блестел в мутно-желтом свете фонарей, из приоткрытых дверей забегаловок доносились смех и ругань. До сияющей огнями Пятой авеню оставалось еще два квартала, когда Жан свернул. К этому времени Марко, конечно же, догадался, куда именно они идут.

Гостиница «Мария» находилась на перекрестке Седьмой авеню и Сорок пятой улицы. После утренней резни всех уцелевших постояльцев переселили в «Розу» и «Шину», и теперь фасад «Марии» черным провалом темнел между соседними домами, где сияли вывески и ярко горели окна.

— Зачем мы здесь? — спросил Марко, разглядывая ими же самими опечатанный главный вход.

— Просто посмотреть, — ответил Жан.

Он заглянул в проулок между домами; подошел к пожарной лестнице и дернул за нижнюю перекладину. Благодаря ветру и ночному холодному воздуху две выпитые пинты уже выветрились из крови, и взобраться на первую площадку Жану удалось без труда.

— Прямо как убийца, — саркастически пробормотал он. — Под покровом темноты возвращаюсь на место преступления…

— Но ты же не убийца, а детектив, — возразил Марко. — Это все меняет.

Он приник к оконному стеклу, за которым угадывался гостиничный номер: кровать, туалетный столик, кресло у стены. Марко провел пальцами по раме и хмыкнул.

— Смотри-ка, не заперто. Не хочешь осмотреть изнутри, раз уж мы здесь? — Он поддел ногтем прикрытое окно, потянул на себя, и створка действительно распахнулась.

Они перемахнули через подоконник и прикрыли за собой створку. Шум Седьмой авеню остался снаружи, звук шагов потонул в толстом ворсистом ковре. Безмолвие гостиничного номера пугало и завораживало одновременно. Жан поежился, бочком подобрался поближе к Марко.

— У тебя есть фонарик? — шепотом спросил он.

— Сейчас посмотрим, — ответил Марко, похлопывая себя по карманам, и добавил, понизив голос: — А почему ты шепчешь?

— Сам не знаю, — признался Жан.

Фонарик нашелся, но к тому времени глаза уже привыкли к темноте. В итоге Марко вовсе не стал его включать: решил, что свет могут заметить с улицы.

Они бегло осмотрелись в номере и не нашли ничего интересного, разве что примятое покрывало, но небрежность горничной едва ли могла помочь в расследовании. Жан толкнул дверь, и они оказались на открытой галерее, той самой, на которой утром разговаривали с Ханджи. В темноте белела балюстрада, на полу остались обведенные мелом силуэты тел. Жан облокотился о перила и уставился вниз. В просторном холле угадывались перевернутые кресла, разбитые зеркала и пятна крови, и Жан прикрыл глаза, пытаясь вообразить, как это место выглядело сегодня утром. Часы бьют одиннадцать; постояльцы пьют чай в лобби, читают газеты, кто-то беседует с консьержем; пахнет свежей выпечкой, где-то в глубине негромко играет граммофон. И вот в самый разгар этой идиллии распахивается входная дверь, и…

— Привет, мальчики!

От неожиданности Жан дернулся в сторону и зашипел, неловко подвернув ногу. Марко поймал его за локоть, не давая упасть. Ханджи Зое, похожая на бесплотного, но шкодливого призрака, подождала, пока они наконец встанут ровно.

— Так и знала, что вы опять сюда явитесь, — сказала она.

Жан проглотил ругательство и буркнул в ответ что-то невнятное; он надеялся, что при хорошем воображении это можно счесть за приветствие. Ханджи, кажется, собиралась переспросить, но тут в разговор вмешался Марко:

— Привет, Ханджи. А нам вот и в голову не могло прийти, что мы тебя здесь встретим. Как ты сюда попала?

— Влезла через котельную. — Она улыбалась так, будто рассказывала о каком-то достижении. — Хотела еще разок посмотреть, откуда могли пристрелить того парня-репортера. Кстати! Я слыхала, что ты, Кирштайн, уже успел поговорить с Найлом, и тот, разумеется, запретил тебе продолжать расследование.

— А ты откуда знаешь? — вскинулся Жан.

Ханджи фыркнула и закатила глаза. Ну конечно. «Ты так орал, что слышно было даже в прозекторской». Завтра с утра его ссору с Доуком будет обсуждать весь участок. Может, и к лучшему, что у Жана завтра выходной.

Ханджи подошла ближе и тоже оперлась о балюстраду.

— Не переживай. Это же Найл. Он всегда такой был, сколько я его знаю. Вечно осторожничает.
— Спасибо, — сдержанно ответил Жан.

Ханджи великодушно махнула рукой, мол, не стоит благодарности, и перегнулась через перила, рассматривая что-то внизу. Очки опасно сползли на кончик носа, но она не обратила на это внимания.

— Ханджи, а ты давно его знаешь? — поинтересовался Марко.

Она выпрямилась, закатила глаза; потерла подбородок большим и указательным пальцами.

— Прилично. Мы вместе начинали работать в полиции. Он, я, Ривай Аккерман… И еще Эрвин, Эрвин Смит. Я всегда знала, что он далеко пойдет.

Жан взглянул на нее с новым интересом. Доук был на короткой ноге с Эрвином Смитом: все в участке знали, что каждую неделю они вместе ужинают. Но кто бы мог подумать, что их чокнутая Ханджи Зое тоже лично знала Смита, заместителя главы департамента нью-йоркской полиции. О его назначении полгода назад писали все газеты. На фотографиях Эрвин казался воплощением американской мечты: высокий светловолосый красавец, начинавший простым полисменом и сделавший головокружительную карьеру. Его улыбка ослепляла даже на смазанных черно-белых фотографиях.

— Вам бы поговорить с Риваем, — продолжала Ханджи. — Вот уж кто ничего не боится. Он, конечно, не ваш начальник, но он ценит смелых парней. Серьезно. Навестите его как-нибудь в обеденный перерыв. С половины второго до двух он обычно кормит уток в Центральном парке. По крайней мере, кормил шесть лет тому назад, но Ривай тот еще педант. Парни вроде него от своих привычек так просто не отказываются.

— Спасибо, Ханджи, — кивнул Марко. — Ладно. Думаю, нам пора.

Он потянул Жана за собой к комнате, из которой они пришли. Ханджи, мгновенно о них забыв, примеривалась в один из белых контуров из воображаемого пистолета.


3

Проснулся Жан поздно. Вопреки сложившейся традиции, разбудил его не Марко, а солнечные зайчики, которые пробрались через неплотно задернутые шторы и теперь плясали у него на лице. Жан зевнул, перевернулся на бок, соображая, уж не суббота ли сегодня, нащупал под подушкой часы. Блестящая секундная стрелка резво бежала по циферблату. Она успела совершить полный круг, прежде чем до Жана дошло со всей ясностью: сегодня пятница, и время уже приближается к одиннадцати часам.

Жана подкинуло на кровати. Он отбросил одеяло, вскочил, бросился к одежде, которую накануне вечером свалил на стул неряшливым комом. Жан успел натянуть брюки, прежде чем вспомнил: у него же сегодня выходной. Найл Доук велел сидеть дома и не показываться ему на глаза.

Спешить было некуда. Жан рухнул обратно на тахту и с тоской уставился на заправленную постель Марко. Потертое льняное покрывало лежало безупречно ровно; на ткани не было ни единой складочки. Жан всегда удивлялся, как Марко удавалось содержать свои вещи в таком идеальном порядке — но еще больше он поражался тому, что при этом Марко ни разу не сделал ему замечание по поводу разбросанных вещей.

Он посидел еще немного, бездумно разглядывая обои в мелкий цветочек, дешевые репродукции импрессионистов в простых деревянных рамах, обшарпанное бюро, на котором стояла маленькая перламутровая вазочка, позабытая прежними жильцами. Мелькнула мысль снова завалиться спать, но после невольной утренней гимнастики сна не осталось ни в одном глазу. Жан потянулся и поплелся в уборную.

Ему предстоял тоскливый день в одиночестве.

С напором опять была беда: вода булькала где-то в трубах, но до третьего этажа не доходила. Утро продолжалось как нельзя лучше. Жан полюбовался тонюсенькой струйкой, которая текла из крана, выругался и отправился вниз. Он надеялся, что хотя бы встречи с квартирной хозяйкой удастся избежать: пожилая леди почему-то была уверена, что если они с Марко служат в полиции, то лично отвечают за всех преступников в Вест-Сайде. Каждый раз, когда в Адской кухне случались кража или разбой — а это происходило почти каждый Божий день, — она смотрела на них с гневным неодобрением и громко жаловалась другим постояльцам, что копы ничего не делают и только даром едят свой хлеб.

На первом этаже было тихо: жильцы уже разошлись по своим делам, и только на маленькой общей кухне кто-то хлопал дверцами шкафчиков и грохотал сковородками. Жан скривился: ванная находилась как раз напротив. Если на кухне хозяйка, то проскользнуть незамеченным не удастся. На цыпочках, чувствуя себя полным придурком, он прокрался к раскрытой двери и осторожно заглянул внутрь.

Никакой квартирной хозяйки не было. Вместо нее у плиты стоял Марко и пек оладьи.

— Привет, — весело сказал он и помахал лопаточкой. — Что, только глаза продрал?

— А… — оторопел Жан. Он помотал головой, собираясь с мыслями, и заговорил нормально: — А ты почему не на службе?

— Тоже решил взять отгул, — ответил Марко. Он скинул последний оладушек в миску и прикрутил газ. — Доук не возражал. Когда я заглянул к нему с отчетом по «Марии», он как раз обсуждал с шефом Заклеем, как ты здорово вышел на фотографии в «Дейли Ньюз», и охотно меня отпустил. Так и сказал: «Ботт, проваливай к чертям собачьим и своему Кирштайну».

Он рассмеялся. Жан, которому было совсем не до смеха, мрачно вздохнул.

— Доук очень злится?

— В бешенстве, — серьезно кивнул Марко. — Но ты не переживай. К понедельнику все забудет. Ну? Пошли завтракать? Я тоже еще ничего не ел.

Жан наконец сполоснул руки и подхватил остатки продуктов.

— А готовишь почему тут? — Как и большинство жильцов, кухней они пользовались редко: для того чтобы сварить утром кофе, а вечером разогреть пару бутербродов, хватало и газовой конфорки в комнате.

— Не хотел тебя будить.

Они поднялись в свою комнату; расстелили салфетку на бюро. Отыскали бутылочку кленового сиропа, который Жану пару недель назад всучила на прощание мама, и сварили кофе. На две чашки как раз ушли остатки молока. Один из двух стульев по-прежнему был завален одеждой, и поэтому Жан устроился на тахте.

Марко сидел у окна, подставив лицо теплым полуденным лучам. Солнце заглядывало к ним всего-то на пару часов: в начале двенадцатого оно выглядывало из-за крыши соседнего дома, а к половине второго уже уходило дальше. Тогда комната становилась неуютной и серой, кирпичная стена напротив навевала тоску и уныние, но когда меблированные комнаты на задворках Пятьдесят третьей улицы были залиты солнечным светом, они преображались. Жан неторопливо жевал оладьи, считал веснушки на носу Марко и танцующие в воздухе пылинки, и даже мысли о Доуке и «Дейли Ньюз» не могли больше испортить ему настроение.

Он смаковал кофе, когда Марко, давно расправившийся со своей порцией, неожиданно спросил:

— Ты не хочешь поторопиться?

Жан закашлялся.

— Зачем это? — спросил он, недовольный, что Марко разрушил идиллию.

— Как зачем? — удивился Марко. — Разве мы не собираемся в Центральный парк на встречу к капитану Аккерману? Если Ханджи ничего не перепутала, то он начнет кормить своих уток уже через сорок минут.

Несколько секунд до Жана доходило, о чем ему толкуют — а потом он второй раз за день сорвался с места и принялся торопливо одеваться. Из дома они выбежали через пять минут.

До Центрально парка от угла Пятьдесят четвертой и Восьмой авеню шел трамвай. Когда Марко с Жаном подбегали к остановке, он трогался; они вскочили на подножку в последний момент.

В вагоне было не протолкнуться. Полная дама наступила Жану на ногу; от ее манто несло приторно-сладкими духами, от которых свербило в носу. Высокий тощий господин с острыми локтями пытался читать газету и пихал Жана под ребра всякий раз, когда переворачивал страницу. Марко рядом вздохнул и уцепился за поручень. На поворотах их трясло и бросало друг на друга, и Жан некстати вспомнил вишневый форд, на котором уехали Браун и его дружки. Вот уж кто никогда не пыхтел, догоняя трамвай, и не ютился в дешевых меблированных комнатах.

В этом было что-то несправедливое. Не для того Жан становился детективом, чтобы какие-то гангстеры катались как сыр в масле, а он — и еще тысячи таких же честных трудяг — едва сводили концы с концами. Когда трамвай остановился у южного входа в Центральный парк, внутри Жана вновь разгорелся праведный гнев и желание упечь мерзавцев на много-много лет.

К счастью, утром Марко успел не только сдать отчет Доуку, но и заглянуть к Ханджи. Та охотно рассказала, где искать ее старого друга Ривая, и теперь они уверенно шли к нужному месту: восточному берегу главного пруда, между двух плакучих ив.

— А если его там не будет? — заволновался Жан. — Вдруг Ханджи ошиблась? Или ему надоело сюда ходить?

— Тогда мы просто купим мороженое и пойдем гулять дальше, — невозмутимо откликнулся Марко. — У тебя есть десять центов? Тогда — никаких проблем.

Однако, вопреки опасениям, Ривай был именно там, где сказала Ханджи. Он стоял на пологом берегу пруда в нескольких футах от кромки воды и кидал уткам куски сдобной булки с изюмом. Хлебные катышки отправлялись в полет уверенным движением кисти, описывали ровную дугу и приводнялись в толпе взволнованных уток, дравшихся за угощение. Приглядевшись, Жан понял, что в бросках есть система: хлебные куски описывали часовой круг.

— Надо же, — пробормотал Марко. — Я представлял его совсем другим.

Жан молча кивнул. На фотографиях в газетах капитан Ривай Аккерман, гроза нью-йоркской преступности и лучший полицейский в городе, как писали о нем в заголовках передовиц, выглядел куда внушительнее. В реальности он оказался щуплым человечком на голову ниже Жана. На табуретку, что ли, его ставили для съемок?

Марко шагнул вперед и кашлянул, привлекая внимание; не дождавшись реакции, кашлянул снова. Потом окликнул:

— Прошу прощения, капитан Аккерман?

Ривай даже головы не повернул.

— Да ты глухой?! — не выдержал Жан — и тут же пожалел о своей вспышке.

Потому что Ривай Аккерман медленно опустил руку с последним куском булки и повернулся. Жесткий, пронизывающий взгляд, казалось, прошибал насквозь; Жана охватил трепет. Он понял вдруг, что ни рост, ни ширина плеч не имеют значения.

— В чем дело, молодые люди? — холодно поинтересовался Ривай.

Жан открыл рот — и закрыл, щелкнул зубами. Все слова разом выветрились из головы.

— Капитан Ак-керман, сэр, — начал Марко. Он тоже слегка запинался от волнения. — Прошу прощения, что мы вас побеспокоили, мы, э… Я — Марко Ботт, а это мой напарник Жан Кирштайн. Мы расследуем дело о резне в гостинице «Мария». Знаете, о нем писали сегодня в газетах…

— Знаю, — ответил Ривай и снова смерил Жана колючим взглядом. — Ваш напарник мистер Кирштайн прекрасно получился на фотографии в «Дейли Ньюз». В «Нью-Йорк Пост» выбрали гораздо менее удачный ракурс.

Он отвернулся и кинул уткам остатки хлеба. Жан закусил губу; уши и щеки горели, и он практически чувствовал, как румянец сползает на шею. Марко предостерегающе поднял руку: не вмешивайся, я сам договорюсь.

— Мы сожалеем об этом инциденте, капитан. Это была случайность, больше такого не повторится.

— Рад слышать. — Теперь Ривай не отрываясь смотрел на воду. Утки расправились с лакомством и, догадавшись, что добавки не будет, нехотя расплывались.

Марко перевел дух и отважно продолжил:

— Проблема в том, что капитан Доук, наш шеф, запретил нам продолжать расследование, и…

— И что вы хотите от меня? — оборвал его Ривай.

— Помощи, — просто сказал Марко, и его голос стал уверенным и твердым. — Нам нужна ваша помощь, капитан. Мы хотим продолжить работать над этим делом, и доктор Зое посоветовала обратиться к нам.

Ривай хмыкнул.

— Доктор Зое? — переспросил он, и на этот раз вместо ледяного презрения Жан услышал интерес. — Вот ведь неуемная.

— Вы нам поможете? — настойчиво спросил Марко.

Ривай выверенным движением поддернул рукав, взглянул на часы на запястье.

— Обеденный перерыв закончился, — объявил он. — Всего доброго, молодые люди.

Не сговариваясь, они заступили ему дорогу, не давая так просто уйти.

— Вы не ответили, капитан, — сказал Марко. — Мы можем рассчитывать на вашу помощь?

Ривай запрокинул голову. Он обладал удивительной способностью: смотреть на людей снизу вверх, но при этом все равно излучать превосходство.

— Вы знаете бильярдную Чарли Смитсона в Бруклине, на Пятьдесят второй улице, между Седьмой и Восьмой авеню? Приходите туда во вторник. К девяти вечера. Не опаздывайте.

 

@темы: фанфик, ББ-2015

Comments

[Shingeki no BB]

4

Четыре дня до вторника пролетели незаметно. Последние слова Ривая обнадежили Жана. Полный надежд, он открыл в себе бездну терпения: покорно выслушал выволочку от Доука — вопреки прогнозу Марко, тот вовсе не забыл про фотографии в «Дейли Ньюз» — и безропотно занялся бумажной работой. Марко шутливо удивлялся его спокойствию, но Жан не обращал внимания на дружеские подначки.

Все, что волновало его по-настоящему, — это грядущая встреча.

Во вторник ровно без четверти девять они были на Пятьдесят второй улице в Бруклине. С первого раза бильярдную Чарли Смитсона они проскочили. На перекрестке с Восьмой авеню пришлось разворачиваться и идти обратно. Теперь они были внимательнее, и Марко удалось заметить покосившуюся вывеску на одной из дверей. Стрелка указывала вверх, и они поднялись на второй этаж. У входа в бильярдную их остановил вышибала.

— Ноги вытерли? — сурово поинтересовался он.

— Что? — изумился Жан. Наверное, где-нибудь в «Дельмонико» или в «Карнеги-холле», где у дверей стояли швейцары, а холл был устлан половичками, гости милостиво отрясали с подошв уличную пыль, но чтобы о чем-то подобном просили в дешевой забегаловке, Жан слышал впервые.

Вышибала засопел; похоже, он начинал терять терпение.

— Ну, чего ждете? Ноги вытирайте! — Он ткнул пальцем в тряпку на пороге. — Капитан Аккерман хочет, чтобы посетители соблюдали чистоту.

— А, — пробормотал Жан. — Ясно…

Они с Марко переглянулись и старательно вытерли ноги. Если капитан Аккерман хотел, чтобы посетители соблюдали чистоту, его просьбу стоило уважить.

Народу в бильярдной было немного. То ли вторник у Чарли Смитсона был не «рыбным днем», то ли суровые правила Ривая отпугивали посетителей. Из трех столов под низкими висячими лампами пустовало два. Ривай Аккерман играл за третьим. Он с неторопливым достоинством огибал стол, примеривался, низко нагибаясь к сукну, и выверенным движением загонял шар в лузу. Двое партнеров стояли рядом, опираясь на кии.

Жан дождался очередного удара и поздоровался:

— Добрый вечер, капитан Аккерман.

Ривай потянулся к мелу на бортике.

— Слишком рано. Я сказал вам приходить к девяти. Сейчас еще без двух минут.

Он побелил кий и снова принял стойку. На всякий случай Жан задержал дыхание: не хватало сказать что-нибудь под руку. Можно было спорить, что после такого их с Марко вышвырнут из этой бильярдной через окно, а Ривай забудет, что собирался помогать. Жан уставился на отведенный локоть, соображая, когда теперь лучше заговорить. Сразу после удара? Или через две минуты, ровно в девять? А может, подождать, пока доиграют партию?

К его изумлению, Ривай не стал дожидаться ни того, ни другого, ни третьего.

— Ну? — раздраженно бросил он. — Вы собираетесь рассказывать или просто пришли посмотреть? Учтите, я не люблю публику.
Шар со стуком ударился о борт и лег в лузу.

— Пришли отчеты судмедэксперов, — сглотнув, начал Жан. Он пересказал отчет Ханджи. Не сказать чтобы отчет оказался особо полезным, хотя она выжала все, что только можно. На то, чтобы описать все выстрелы, понадобилось почти пятнадцать страниц.
Ривай сместился на шаг влево. Казалось, группа из трех шаров полностью завладела его вниманием, но, стоило Жану закончить, он коротко приказал:

— Дальше. Свидетели.

— Доук запретил, но я все-таки поговорил с людьми, — вступил в разговор Марко. — Разумеется, никто ничего не видел. Две девушки из парикмахерской напротив признались, что заметили, как форд вишневого цвета остановился у гостиницы и из него вышли трое. Но ведь в Нью-Йорке сотни таких фордов. А главное…

— А главное, — подхватил Ривай, и два шара покатились к лузам, — они ни за что не станут свидетельствовать в суде.
Марко кивнул. Ривай распрямился, потер шею. Один из его молчаливых партнеров чуть слышно вздохнул: на сукне оставался один шар.

— Еще что-нибудь?

— Нет, ничего, — показал головой Жан. Ривай бросил на него быстрый косой взгляд, и он поспешил оправдаться: — Там действительно больше нет никаких зацепок! Все жертвы — обычные постояльцы. Ну, кроме одного парня, репортера из «Таймс», но в редакции сказали, что он готовил материал о гостинице, так что ничего интересного. Еще провели баллистическую экспертизу. Стреляли из Томми-гана и Смит-Вессона тридцать восьмого калибра. С такими в городе ходит каждый первый.

— Верно, — откликнулся Ривай. Он обошел стол и примерился с другой стороны. — Каждый первый. Что гангстер, что коп.

Он просто констатировал факт: полиция исправно снабжала мафию оружием. Не меньше трети стволов исчезали со складов и из товарных вагонов, чтобы потом оказаться в руках у какого-нибудь распоясавшегося головореза. Об этом точно так же, как и о подпольных винокурнях, все знали — но никто ничего не делал. Жан опустил голову, почему-то ощутив себя виноватым.

— Химический анализ пуль проводили? — спросил Ривай.

— Да, — ответил Марко, к немалому удивлению Жана. — Я попросил Ханджи. Неофициально, разумеется. Пули из той же серии, что поступили в полицию две недели назад. Но это все равно ничего нам не дает. Мало ли кто покупает контрабандные боеприпасы.

— Итак, — произнес Ривай. Он не отрывал взгляд от шара, матово блестевшего в желтом электрическом свете; кий легко скользил между пальцами. — У вас нет ни одной зацепки. Ни одного свидетеля. Ни одной идеи, как быть дальше.

— Верно, — сказал Марко. — Но если бы Доук разрешил, мы могли бы конфисковать их машину и провести экспертизу, или…
Ривай пригнулся чуть ниже; глаза сузились, кий превратился в продолжение руки.

— Все, что вы знаете наверняка, — перебил он Марко, — это то, что Браун и его ребята стреляют из Смит-Вессонов тридцать восьмого калибра. И используют полицейские пули. А значит, они у кого-то их покупают.

Шар срикошетил от трех бортов и мягко лег в угловую лузу. По бильярдной пронесся вздох разочарования; партнеры Ривая зашевелились, полезли за бумажниками. Похоже, они играли на деньги. Ривай, не обращая внимания на стопку купюр, вытащил из нагрудного кармана блокнот и ручку. Он набросал несколько слов, вырвал лист и протянул Марко:

— Его зовут Кит Шадис. Раньше он служил в полиции Нью-Йорка и расследовал дела о контрабанде оружия. Загляните к нему как-нибудь, когда будете на Кони-Айленде.

Жан заглянул Марко через плечо: на бумажке был написан адрес.

— Спасибо.

— На здоровье, молодые люди, — бросил Ривай, и в его голосе Жану послышалось не то сочувствие, не то насмешка. Он отвернулся к столу и принялся вытаскивать шары: — Господа, как насчет новой партии?

Беседа была закончена: он сказал им все, что мог и хотел. Дальше им предстояло барахтаться самим. Поблагодарив еще раз, они направились к выходу. Оклик Ривая настиг их в дверях.

— Имейте в виду, — произнес он, выставляя шары в треугольник, — у вас тоже есть Смит-Вессоны. Тридцать восьмой калибр иногда оказывается гораздо эффективнее наручников.

— Спасибо, — ответил Жан. — Мы учтем.

Он успел спуститься на полпролета вниз, прежде чем ужас от того, что Ривай вот так запросто предлагает им просто перестрелять Брауна и его ребят, накрыл Жана с головой. Он встретился глазами с Марко и понял, что тот думает о том же самом.

— Он же полицейский, — тихо произнес Марко.

— Да. Один из лучших, — напомнил Жан. — Наверное, он знает, о чем говорит. По крайней мере, никакой адвокат им после этого не поможет. Покойника не освободят с фанфарами прямо в здании суда.

На улице похолодало. Небо, днем ясное, вновь затянули тучи, накрапывал мелкий холодный дождь. Жан покосился на клочок бумаги, который Марко по-прежнему сжимал в кулаке.

— Прокатимся до Кони-Айленда?

Марко с сомнением покачал головой:

— Поздно. И добираться долго. Может быть, завтра? Этот Шадис… Мы ведь о нем ничего не знаем, кроме того, что он — бывший коп.

— Не знаем — так спросим его самого, — пожал плечами Жан. — Пошли. Не хочу откладывать. Я не обедал ни вчера, ни сегодня, сэкономил пятьдесят центов. Возьмем такси.

— За пятьдесят центов ты далеко не уедешь, — вздохнул Марко, но понятно было, что он сдался. — Ладно. У меня есть три доллара.

Жана кольнуло раскаяние — Марко откладывал эти деньги на плащ, в старом совсем прохудилась подкладка, — но отказаться от предложения он не смог. В его собственном кошельке с трудом набралось бы полтора доллара.

[Shingeki no BB]

Они снова вышли на Восьмую авеню. Им повезло: такси удалось поймать почти сразу. Водитель — молодой небритый парень — кивнул, пробежав глазами адрес, и тронулся с места. Разумеется, дорогу он выбрал самую длинную: по набережной, вдоль залива.

— Там Седьмая авеню перекрыта, — решительно объявил он, когда Жан попытался воспротивиться такому маршруту. — Стройка какая-то, не проедешь!

После этого они больше не спорили. Марко откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, Жан задумчиво смотрел на темные воды Верхней Нью-Йоркской бухты. На другом берегу горели огни Статен-Айленда: его жители сейчас ужинали, слушали радио, укладывали детей спать. Делали все то, что Жану было недоступно. У него не было ни вкусного ужина, ни новенького приемника, который ловил бы короткие волны, ни, разумеется, детей. Только изматывающая работа и маленькая меблированная комната.
И еще — Марко.

До Нептьюн-авеню они добрались всего-то за полчаса. Где-то здесь, на одной из улочек, отходивших от главного проспекта, и жил Кит Шадис. От предвкушения у Жана засосало под ложечкой.

— Сколько с нас? — обернулся он к водителю.

Тот смерил их взглядом, широко и щербато улыбнулся:

— Десять баксов. Ночной тариф, парни.

— Ах вот как, — вкрадчиво произнес Жан и вытащил из кармана полицейский жетон. — У человека, который так тщательно соблюдает правила, наверняка и с документами все в порядке. Верно?

Водитель переменился лице; сглотнул, посмотрел на Жана с ненавистью. На мгновение показалось, что он отпустит их просто так, не взяв денег, но водитель выплюнул сквозь зубы:

— Четыре доллара.

Это было похоже на правду. Они рассчитались и выбрались из машины; та развернулась и уехала, взвизгнув покрышками на прощание. В последний момент водитель показал им неприличный жест. Жан подумал, не ответить ли тем же, но вместо это поднял повыше воротник пальто. Здесь было холоднее, чем на Манхеттене: дождь усилился, ветер немилосердно швырял в лицо соленые брызги — от залива дорогу отделяла только узкая полоска газона.

— Рановато он нас высадил, — сказал Марко. — Нам нужна Западная двадцатая девятая улица, а он довез только до двадцать первой. Пошли.

Он пересек Нептьюн-авеню и зашагал вдоль одинаковых двухэтажных домов. В отдалении играла музыка и ярко вспыхивали балаганные огни: ярмарки и карусели манили веселых нью-йоркских бездельников. Где-то там сейчас вполне могли гулять Браун, Гувер и Анни Леонхарт, смеяться и есть сахарную вату. Жан скрипнул зубами от злости и нагнал Марко на углу Западной двадцать девятой улицы.

Она была застроена такими же невзрачными двухэтажными коттеджами, плотно прижавшимися друг к другу. Здесь селились актеры, музыканты и разнорабочие, по вечерам развлекавшие народ на ярмарках Кони-Айленда, а днем торговавшие на пляже сладостями.

А еще где-то здесь жил бывший полицейский Кит Шадис.

Они остановились у одного из строений, как две капли воды похожего на соседние. Дом был поделен на несколько квартир; список жильцов висел на входной двери. Имя Шадиса значилось предпоследним.

— Нам на верхний этаж, — сказал Марко, сверившись с адресом. Затем он взглянул на карманные часы, хмыкнул, но все-таки нажал на ручку.

Не поворачивать же, в самом деле, обратно.

Дверь Шадиса оказалась самой обшарпанной из всех. Жан постучал, но никто не ответил.

— Спать уже лег? — с сомнением пробормотал Марко. — Или, наоборот, еще не вернулся?

Жан постучал сильнее; затем, потеряв терпение, заколотил в дверь кулаком. Внутри квартиры поднялось движение.

— Кто там еще приперся?! — раздался хриплый голос. — Убирайтесь к чертям!

Марко отодвинул Жана плечом.

— Мистер Шадис, мы хотели бы с вами поговорить! Мы ваши коллеги из полиции, нельзя ли войти?

За дверью воцарилась тишина.

— Уходите. — Теперь голос Шадиса звучал совсем близко. — Я не желаю с вами разговаривать.

— Мистер Шадис, — не сдавался Марко, — пожалуйста, выслушайте нас. Нам необходима ваша помощь, и мы не уйдем, пока вы не уделите нам хотя бы пять минут.

На этот раз они ждали ответа гораздо дольше.

— Мистер Шадис? — позвал Жан и снова постучал.

— Вы еще там? — откликнулся Шадис. — Всю ночь будете дубасить? Хорошо, заходите. Открыто.

[Shingeki no BB]

Это было тонкой издевкой — полчаса держать их у отпертой двери, — но Жан постарался проглотить обиду. Следом за Марко он шагнул в темную и душную прихожую. Здесь пахло пылью, под ногами скрипели рассохшиеся половицы, и с первого взгляда казалось, что в помещении больше никого нет.

А потом Жан опустил глаза — и увидел Кита Шадиса, сидящего в инвалидном кресле.

Он был крупным, сильным мужчиной — это без труда угадывалось даже сейчас, когда он был прикован к каталке. Огромные ладони лежали на подлокотниках, спинка скрывалась за мощными широкими плечами. Он сощурился, разглядывая гостей; глубоко посаженные глаза враждебно поблескивали из-под нависших бровей.

— Ну, проходите, — буркнул он и мотнул головой в сторону комнаты. — Кто вы? Чего пришли?

Комната выглядела не лучше прихожей. На полу лежал ковер, протертый едва ли не дыр; краска на потолке облупилась и обваливалась кусками; оконное стекло треснуло. При этом, однако, тахта была застелена с армейской строгостью, а на столе царил идеальный порядок: бумаги и книги были сложены аккуратными стопками, остро заточенные карандаши стояли в жестяном стаканчике, на подставке сбоку лежали перо и чернильница. На скатерти не было ни пятнышка.

Кит Шадис едва сводил концы с концами — но не терял при этом достоинства.

Жан отступил к стене — у Марко лучше получалось говорить в таких ситуациях. Тот представился.

— Нас отправил к вам капитан Аккерман, он сказал, что вы…

— Аккерман? — напряженно перебил Шадис. — Ривай Аккерман?

Он подался вперед, как будто хотел встать, и Жан испугался, что он сейчас выставит их вон. То, что они знали Ривая Аккермана, оказалось не лучшей рекомендацией.

— Да, Ривай Аккерман, — подтвердил Марко. Врать сейчас не имело смысла. — Он сказал, что вы расследовали незаконную перепродажу полицейского оружия гангстерам, а нам очень нужно знать, кто может быть замешан в этих делах.

— И за этим вас ко мне послал Ривай? — переспросил Шадис. Он переводил взгляд с Марко на Жана и обратно, словно искал подвох.

— Именно так, мистер Шадис, — кивнул Марко. — Нам необходима эта информация для расследования. Вы слышали о резне в гостинице «Мария» в прошлый четверг?

— Так вы по поводу «Марии». То-то я думаю, почему физиономия твоего дружка кажется мне такой знакомой, — фыркнул Шадис.

Жан счел за лучшее промолчать, хотя в груди клокотала злость. — Надо же, как ваше начальство осмелело. Вы правда собираетесь расследовать гангстерские разборки?

— Собираемся, — не выдержал Жан. — Эти ублюдки ведут себя как хозяева города, носят костюмы, пошитые на заказ, катаются на новеньких фордах…

— Бедняжка! — расхохотался Шадис. — Так тебе форда с костюмом не хватило? Надеялся, что если пойдешь в полицию, то сразу окажешься на вершине пищевой цепочки, а тебя обскакали какие-то головорезы?

— Я не это… — начал Жан, но Шадис уже потерял к нему интерес.

— А тебе, приятель, тоже не хватает классной тачки? — обратился он к Марко.

— Нет, мистер Шадис. Я просто хочу, чтобы в этом городе стало безопасно жить. И Жан тоже. Для этого мы пошли в полицию.
Шадис захохотал пуще прежнего; он тряс головой, сгибался пополам, хлопал руками по коленям.

— Ну и ну! — веселился он. — Вот так парочка! Циник, которого заела несправедливость, и наивный идеалист! Где Ривай только вас выкопал?!

— Мистер Шадис, — вежливо, но твердо прервал его Марко, — вернемся к делу.

Шадис махнул рукой в сторону стола.

— Верхний ящик, — пропыхтел он, утирая выступившие на глазах слезы. — Зеленая папка. Зеленая, я сказал! Тьфу ты, безрукий кретин.

Зеленая папка находилось в самом низу ящика. Чтобы добраться до нее, Марко пришлось вытащить то, что лежало сверху: пару блокнотов, небольшой белый конверт, еще одну папку коричневого цвета. Она была забита под завязку, и, когда Марко потянул ее за угол, резинки, удерживавшие папку закрытой, лопнули. На пол посыпались фотографии и газетные вырезки.

Жан кинулся помочь. Он успел поднять несколько штук, прежде чем понял: все вырезки были об Эрвине Смите. Кит Шадис успел собрать целое досье на заместителя главы нью-йоркской полиции.

— Положите на место, — приказал Шадис, и они не посмели ослушаться.

— Следите за карьерой мистера Смита? — осторожно спросил Марко, вытаскивая наконец нужную папку.

— Слежу, — ответил Шадис. — А что, вы тоже интересуетесь? Хотите быть, как мистер Смит — восстанавливать справедливость на улицах города, и чтобы шикарная машина прилагалась? Не волнуйтесь, вы не скоро до него дорастете. Аккуратнее, олух! Эту не порви. Там внутри — материалы расследования о торговле оружием. Найди там конверт, подписанный «Джозеф Кэрри». Вам нужен именно он. Есть и другие, но они — мелкая сошка. Кэрри делает настоящий бизнес. Даже если не он снабжает оружием ваших гангстеров, он знает, кто снабжает. В конверте адрес, это его штаб-квартира. Он хранит там товар и встречается с покупателями, а даже если покупателей нет, все равно заходит каждый вечер в восемь. Проверяет, все ли в порядке. Меньше получаса никогда не возится.

Жан проследил за тем, как Марко вытаскивает нужные бумаги и перебирает материалы дела. Досье на Джозефа Кэрри было меньше того, что Шадис собрал на Смита, но все же восхищало обстоятельностью.

— Мистер Шадис, — заговорил Жан, — у вас же все было. Почему вы его не взяли?

Шадис молчал. Словно забыв о гостях, он смотрел в противоположную стену. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил.

— Не повезло, — глухо ответил он. — Несчастный случай во время расследования.

— Автомобильная авария? — спросил Жан. Он и сам не знал, зачем выпытывает подробности.

Шадис взглянул на него в упор.

— По пуле в коленных чашечках.

Оглушенные, они сложили обратно бумаги, поблагодарили и вышли в коридор. Последнее напутствие Шадиса нагнало их уже в дверях.

— Мой вам совет, — крикнул он, — не копайтесь в этом дерьме. И уж тем более не копайтесь в нем в компании Ривая Аккермана.

[Shingeki no BB]

5

— Я вижу, ты с рвением отнесся к исполнению своих новых обязанностей.

Жан поднял голову: у его стола стоял Найл Доук.

— Да, капитан.

— Похвально, — произнес Доук.

Он окинул Жана задумчивым взглядом, поправил стопку документов. Разговор как будто себя исчерпал, но уходить Доук не спешил. Жан покрутил карандаш в пальцах, неловко потер шею, не зная, стоит ли ему самому сказать что-то еще или просто дождаться, пока Доуку надоест торчать у него над душой. Наверное, если бы Марко был здесь, он бы придумал, как избавиться от начальника, но, как назло, пятнадцать минут назад Марко ушел за булочками. Время было обеденным, хотелось перекусить.

— Если не возражаете, капитан, я, пожалуй, вернусь…

— Как поживают утки в Центральном парке? — перебил его Доук. — Ривай все еще кормит их в обеденный перерыв?

— Что? — глупо брякнул Жан.

Сердце ухнуло вниз, потом подскочило к самому горлу и пустилось вскачь. Доук смотрел на Жана ледяным взглядом, и легко можно было забыть о том, что встреча с другим полицейским — это еще не преступление.

— Одна маленькая птичка напела мне тут, что вы двое встречались с Риваем Аккерманом, — сказал Доук.

Откуда он знает об этом, отчаянно билось у Жана в голове, кто ему рассказал? Неужели Ханджи? Или он случайно услышал их с Марко разговор? Или специально подслушал? Доук сощурился, вглядываясь в лицо Жана:

— Ну как? Вы плодотворно пообщались? Выдающийся детектив поделился с вами секретами мастерства?

— Д-да, капитан, это было очень… познавательно. — Жану пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы голос звучал спокойно. Он сглотнул, облизнул пересохшие губы. Все в порядке, уговаривал он себя, все в полном порядке. В конце концов, какое Доуку дело до того, чем они с Марко занимаются в свое личное время?

— Познавательно, — протянул Доук и неожиданно рявкнул: — Черта-с два! — Он с грохотом ударил кулаком по столу и навис над Жаном. — Чертов идиот, я же сказал тебе: не лезь в это дело! Не смей копаться в этой проклятой истории в «Марии»! Ты хоть понимаешь, под кого ты роешь? Ты понимаешь, насколько это опасный человек?! — Он перевел дыхание и добавил тихо: — А если на себя наплевать, хотя бы о нем подумай.

Доук мотнул головой куда-то в сторону, и Жан обернулся, следуя за его взглядом. В дверях замер изумленный Марко. К груди он прижимал коричневый бумажный пакет из булочной; волосы растрепались на апрельском ветру, щеки раскраснелись — он спешил обратно, наверняка почти бежал. Как чувствовал, наверное, что Жана нельзя надолго оставлять одного.

Жан застыл, разглядывая знакомые черты; сказанное Доуком доходило до его сознания медленно, неохотно, словно пробиваясь сквозь плотный слой ваты. Получается, что своим расследованием он… ставит под удар Марко? Жан обернулся — но Доук уже с грохотом хлопнул дверью своего кабинета.

Раздался топот, и в следующее мгновение Марко уже был рядом с ним.

— Что случилось? Что он тебе сказал?

— Он знает, что мы ходили к Риваю, — сипло откликнулся Жан. Только сейчас он понял, что его бьет крупная дрожь.

— Ну и черт с ним, пусть знает, — сказал Макро и припечатал свои слова, плюхнув на стол пакет с выпечкой. — Жан. Мы добьемся своего, восстановим справедливость. Просто не дай ему себя запугать.

Жан кивнул, на секунду прикрыл глаза ладонью. Чужая рука ободряюще сжала его плечо. Марко в него верил.

До конца рабочего дня он старался не попадаться Доуку на глаза. Впрочем, безуспешно:
тяжелый взгляд давил на плечи и жег затылок. К счастью, была среда, и это означало, что в шесть Доук собрался и ушел: его ждал ужин в кругу семьи и в компании Эрвина Смита. Ровно в пять минут седьмого за начальником захлопнулась входная дверь, и Жан еле высидел оставшийся час. Надеть вечером шляпу и выйти из участка стало сущим избавлением. На ступеньках Жан с наслаждением потянулся и вдохнул полной грудью сладкий весенний воздух. Его накрыло волной облегчения, хотя самое трудное — визит к Джозефу Кэрри — им еще только предстояло.

— Сегодня такси ловить не будем, — сурово предупредил Марко, хотя это было лишним: денег на такую роскошь у них все равно уже не осталось.

Часть пути они проехали на трамвае, часть — прошли пешком. Жан специально упросил Марко вылезти на пару остановок раньше, чтобы немного успокоиться и упорядочить мысли. Мэдисон-авеню приветствовала их веселым вечерним шумом.

— Припугнем его хорошенько. Припрем к стенке и будем трясти, пока все не выложит.

— По-твоему, Шадис его не тряс? — усомнился Марко.

Жан пожал плечами:

— Трясти — наверняка тряс. А вот ноги переломать вряд ли обещал.

— А ты собираешься ломать ему ноги?

Они свернули на Пятьдесят пятую улицу; миновали какое-то дешевое кабаре и расположенную по соседству стройку. Впереди показался многоквартирный дом из красного кирпича — старый, уродливый, страшный. Жана всегда удивляло то, как близко в Нью-Йорке находятся роскошь и трущобы.

— Я собираюсь пообещать сломать ему ноги. Обещать и делать — вещи разные, но наш приятель может об этом и не знать. Кроме того, — Жан остановился перед нужным подъездом, — он нас не ждет. Полгода тому назад Шадис изо всех сил пытался его прищучить, и потому он был наготове. Мы станем для него неожиданностью — а в неожиданных ситуациях люди чаще допускают ошибки.

Он сверился с часами: стрелки показывали четверть девятого. Если Шадис прав, то Кэрри уже должен был прийти. А если нет, то ничто не мешало им подождать его парой площадок выше.

— Ну что, готов? — спросил Жан, и Марко кивнул в ответ.

На лестнице воняло помоями и острыми специями, из-за дверей доносились крики, смех и плач. Нью-Йорк жил своей жизнью. Они поднялись на третий этаж; Жан нажал на кнопку звонка, встав так, чтобы его нельзя было увидеть в глазок. Он прокашлялся, готовясь отвечать на вопрос «Кто здесь?», но вопроса не было.

Не было даже минутной заминки. Дверь распахнулась, и на пороге показался хозяин.

— Привет, — сказал ему Жан и, ухватив за горло, толкнул внутрь темной прихожей.

Кливленду потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чем дело. Он ошалело хлопнул белесыми ресницами, словно не мог поверить своим глазам, и забился в руках Жана.

— Пусти… Пустите… — в ужасе хрипел Кэрри. Он был на удивление мелким и щуплым, с тонкими бледными губами и зарождавшейся лысиной. Точно так же в газетных шаржах выглядели жалкие комические персонажи: бродяги, замученные разнорабочие, зашуганные большими боссами клерки. На мгновение Жану стало противно от мысли, что придется пугать и мучить этого несчастного слабого человека — но он затолкал сострадание поглубже.

— А ну заткнись, ублюдок! Говорить будешь, когда я скажу. Понял?

Кэрри быстро закивал. Что же, если они хотели застать его врасплох, им это удалось. Боковым зрением Жан видел Марко, но тот не вмешивался.

— Значит так. Мы в курсе, что ты продаешь полицейские стволы гангстерам. — Кэрри хотел возразить, но Жан крепче сжал его горло. — Спокойно. Мы не собираемся тебя арестовывать, дружище. В крайнем случае мы тебя просто пристрелим. На мой взгляд, крысы, которые воруют у полиции и продают оружие убийцам и грабителям, только того и заслуживают. Ты согласен? Я считаю, что тратить деньги налогоплательщиков на то, чтобы держать тебя в тюрьме, — это просто возмутительные траты. Ну как? Успеваешь за ходом моей мысли?

Для убедительности Жан вытащил револьвер и повел им у Кэрри перед носом.

— Но это крайний случай, дружище. Надеюсь, ты не станешь до этого доводить?

— Нет, — залепетал Кэрри. Его взгляд был прикован к дулу. — Нет, нет…

— Отлично, — сказал Жан. — Значит, мы сработаемся, потому что на самом деле мы все
здесь — славные ребята. По-твоему, мы могли бы стать друзьями? А всего-то и нужно, чтобы ты нам кое о чем рассказал.

Животный ужас в глазах Кэрри сменился надеждой. Жан не сомневался: «клиент» готов. Если бы речь шла об официальном расследовании, такие методы вряд ли понравились бы начальству. Но ведь они не собирались тащить Кэрри в суд. Жан слегка разжал пальцы, чтобы Кэрри было удобнее отвечать, и спросил:

— Ты знаешь Райнера Брауна и его ребят?

— Да, да-да, знаю, я их знаю, — торопливо заговорил Кэрри. — Они покупают у меня стволы, да, я знаю их. Берут Смит-Вессоны, и пули к ним, и два месяца назад взяли автомат Томпсона…

— Очень хорошо, молодец, — похвалил Жан. — А когда они придут к тебе за товаром в следующий раз?

Все складывалось как нельзя лучше. Сейчас они выяснят, когда Браун придет за следующей партией оружия; подготовят засаду — сами или, может быть, с помощью Ривая — и возьмут мерзавцев тепленькими. Вряд ли крупные боссы станут выгораживать своих шестерок, которые прокололись так глупо, а значит, Браун, Гувер и Леонхарт сядут.

Надолго сядут.

Перед внутренним взором возникла сцена в суде: троим головорезам оглашали обвинительный приговор. Замечтавшись, Жан не сразу понял, что Кэрри молчит.

— Ну? Язык проглотил?

Кэрри съежился, втянул голову в шею и едва слышно выдохнул:

— Сейчас.

— Что? — ахнул Жан.

— Они придут сейчас, — дрожащим голосом повторил Кэрри. — Я ждал их, я думал, это они, я не спросил только поэтому — я даже не думал, что это облава, я…

Дверной звонок грянул небесными трубами, возвещавшими наступление Судного дня. Жан в ужасе обернулся к Марко: теперь они не могли даже убраться отсюда незамеченными, не говоря уже о том, чтобы подготовить засаду.

— Открывай им как ни в чем не бывало и веди к товару, — хладнокровно сказал Марко и скомандовал, обернувшись к Жану: — В комнату, быстро.

— Попробуешь нас подставить — пристрелю, — пообещал Жан. Кажется, Кэрри ему поверил.

[Shingeki no BB]

В комнате было сыро и холодно, откуда-то тянуло сквозняком — должно быть, из щелей в окне. Мебели почти не было: стол, на котором стояла пара ящиков, два стула и тахта, кое-как застеленная бурым покрывалом. Здесь не жили — только совершали сделки.

Единственным, о чем хозяин позаботился, были шторы. Тяжелые и плотные, они спускали до самого пола, надежно защищая людей в комнате от посторонних глаз. К этим-то шторам Марко и толкнул Жана:

— Прячься! А там посмотрим, как оно обернется.

Убежище едва ли могло считаться надежным, но другого у них не было. Время истекало: из прихожей уже доносился голос Анни Леонхарт. Жан нырнул за штору, вжался спиной в стену; придержал колышущиеся складки ладонью. В этот момент Кэрри ввел посетителей в комнату.

— Вот, пожалуйста, сюда, да, сюда, вот, да, вы же все знаете, вот, специально для вас… — Он суетился: запинался, частил. Жан не видел его, но без труда мог представить, как Кэрри переминается с ноги на ногу и взмахивает руками. Интересно, как быстро его покупатели заподозрят неладное?

Марко осторожно раздвинул шторы и выглянул в образовавшуюся щель. «Двое», — показал он на пальцах. Должно быть, к торговцу оружием поднялись только Браун и Леонхарт; Гувера наверняка оставили в машине.

Райнер Браун заговорил, подтверждая эту догадку.

— Что-то ты дерганный сегодня, — обратился он к Кэрри. — Что такое?

— Ничего! — выпалил тот — слишком быстро, чтобы ответ звучал правдоподобно. Он и сам понял это и тут же спохватился: — Ничего особенного, просто… Показалось мне, что, может быть, хвост… Когда я отъезжал от склада, там как будто…

— Хвост? — перебил Райнер. — Тогда давай заканчивать поживее, не хватало только дождаться облавы.

— Да-да-да, конечно, конечно, — снова зачастил Кэрри. Жан готов был поспорить, что сейчас он трясся как осиновый лист и обливался потом. Раздался глухой стук: Кэрри выкладывал оружие на стол. — Вот, дамы и господа, пожалуйста, обратите внимание, новая модель… Сорок пятый калибр, стреляет дальше, можно приставить штык…

— На черта мне штык? — раздраженно оборвала его Анни.

Кэрри подавился собственными словами и умолк; послышалась возня, щелчок, потом еще один — кто-то передергивал затвор. Анни или Райнер — а может, оба — осматривали оружие. Оставляли на нем свои отпечатки. Марко напрягся, медленно поднял руку и резко махнул. Пора было действовать.

Жан выскользнул из-за шторы. Для того чтобы пересечь комнату, ему понадобился всего один шаг.

— Ни с места, — произнес он, прижимая дуло к затылку Анни Леонхарт. Марко держал на прицеле Райнера. — Без глупостей, детка. Держи руки на виду.

Она все еще сжимала ствол, который собиралась купить у Кэрри — это был Томми-ган. Будь он заряжен, это доставило бы хлопот, но Кэрри из соображений собственной безопасности не стал бы предлагать покупателям заряженный пистолет-пулемет.

— Вот оно что, — хмыкнул Райнер и поднял руки вверх. — Хвост, значит.

— Ах ты ублюдок, — спокойным голосом произнесла Анни.

А затем направила пулемет на Кэрри и дала очередь.

Звук выстрелов оглушил Жана, сбил с толку, ударил по барабанным перепонкам. Он растерялся — на долю секунды, не больше, но этого хватило, чтобы опоздать.

Тело Кэрри отбросило к стене, и в тот же мир Райнер потянулся к кобуре, но выхватить оружие не успел. Марко выстрелил первым: Райнер схватился за грудь, упал в темный проем двери. Затрещал Томми-ган, Марко дернулся в сторону, но первые пули успели пробить ему плечо. Грянул новый выстрел — это палец Жана сам собой надавил на спусковой крючок.

Анни рухнула к его ногам; из-под шляпки по шее потекла тонкая алая струйка. В прихожей хлопнула дверь — Райнер Браун уносил ноги, но Жану было плевать.

Сейчас его волновало одно — Марко.

— Марко!

Он лежал у стены, зажимая ладонью раны на правом плече. Между пальцами сочилась кровь.

— Все… в порядке, — хрипло прошептал Марко. Он силился улыбнуться, но Жан видел, что ему больно — и от этого внутри все переворачивалось. — Все х-хорошо, это… ерунда… Царапина…

Хотелось выть, биться головой об пол, но сейчас истерика была непозволительной роскошью. Прежде всего нужно было позаботиться о Марко.

— Потерпи, — выдохнул Жан. — Потерпи, я сейчас!

Он даже не пытался искать в этой квартире телефон. Вместо этого Жан опрометью вылетел на лестничную клетку и заколотил в соседнюю дверь:

— Откройте, полиция! — И заорал, стоило только хозяйке показаться на пороге: — Вызывайте скорую, живо! Офицер полиции ранен!

[Shingeki no BB]

6

Раны оказались неопасными. Одна пуля прошла навылет, вторая застряла в плече, но ее вытащили за пятнадцать минут под местной анестезией. Бледный Марко широко и старательно улыбался докторам и медсестрам, уговаривая отпустить его домой. К счастью, врач ночной смены, усталый пожилой человек с пожелтевшими от никотина зубами, не собирался потакать этой ерунде.

— Исключено, — отрезал он. — Вы потеряли много крови, молодой человек, и вы остаетесь здесь. Возможно, завтра утром вам удастся убедить главврача в том, что вы здоровы как бык, но со мной этот номер не пройдет.

Он удалился, сквозь зубы ругая современную молодежь, которая так и лезет под пули. Марко проводил его печальным взглядом.

— Жан, тогда ты иди домой. Чего тебе тут торчать? Хоть выспишься нормально…

— Нет уж, — буркнул Жан, подтаскивая жесткий больничный стул поближе к кровати. — Мне и тут хорошо.

Он не собирался оставлять Марко одного. Не то чтобы Жан боялся, что раненный Браун доберется до его друга, или не доверял врачам — просто ему самому так было спокойнее. После перестрелки у Кэрри он не готов был вот так просто взять и выпустить Марко из виду.

— Тебе же неудобно.

— Это мне-то неудобно?! — возмутился Жан. — Да мне так удобно в жизни не было! Когда я был маленьким, всегда мечтал спать на стуле, а мама запрещала.

— Да, твоя мама всегда была строгой, — усмехнулся Марко.

Он заворочался, пытаясь устроиться поудобнее, и Жан сорвался с места — помочь. Поправить подушку или укрыть получше: эти чертовы казенные одеяла совсем не грели.

— Все хорошо, — успокоил его Марко. — Уже совсем не болит.

Жан скользнул взглядом по повязке, пропитавшейся сукровицей, и вернулся на свой стул. Тот скрипел и шатался, на продавленное сиденье невозможно было нормально сесть, но Жан не собирался жаловаться. Ни к чему было тревожить Марко.

Дежурная медсестра совершала ночной обход, гасила свет и желала пациентам доброй ночи. Пахло карболкой, от голода сводило желудок: Жан вдруг вспомнил, что в последний раз ел днем. Это были те самые булочки, которые Марко принес из кондитерской на углу. Подумать только. Всего лишь несколько часов тому назад его Марко был здоров, ходил за сдобой и варил кофе. Жан напряг зрение, вглядываясь в знакомый профиль, а к сердцу подбирался запоздалый страх.

Что, если бы у Анни Леонхарт не дрогнула рука нынче вечером?

Тогда его Марко уже не было бы в живых.

Жан закрыл лицо руками, стиснул зубы. Прав был Ривай Аккерман: надо было стрелять сразу, стрелять на поражение — тогда она не успела бы даже повернуться, не то что начать палить. Жан вспомнил ее руки, уверенно сжимавшие приклад, и содрогнулся. Марко спасла случайность: держи Леонхарт пулемет чуть левее — первые пули полетели бы не в плечо, а в грудь. В сердце.

Нет уж. Хватит.

— Хватит, — одними губами прошептал Жан.

Черт с ним, с расследованием. Он выполнит приказ Доука: не полезет больше не в свое дело. Нет такого преступника, чья поимка стоила бы жизни его Марко. Эти мысли не давали Жану покоя всю ночь. Он задремал лишь под утро, кое-как скрючившись на неудобном стуле. Разбудила его медсестра, совершавшая утренний обход.

Жан поднялся, потер шею; отметил, что Марко выглядит уже куда лучше вчерашнего. Медсестра говорила что-то о времени, когда теперь менять повязку, и Жан встряхнул смятый плащ.

— Ладно, я пойду. Наверняка Доук захочет получить отчет о вчерашнем как можно скорее.

Вместе с медиками в квартиру Кэрри накануне вечером приехала и полиция. Среди судмедэкспертов была Ханджи, и в ее глазах, всегда безмятежных за стеклами очков, теперь читалось раскаяние: она единственная догадывалась о том, что привело двух молодых детективов не в то место не в то время. Жан показал жетон, кратко объяснил, что они с детективом Боттом столкнулись с гангстерами, которые хотели нелегально купить оружие, а потом открыли стрельбу, и уехал с Марко. Объяснения, решил он, подождут до утра.

Интересно, Доуку уже сообщили и происшествии? И если да, то как именно? Позвонили домой, выдернули из-за семейного стола? Жан поправил шляпу и постарался выкинуть из головы мысли о том, что ждет его на службе.

— Жан, — позвал Марко, и он обернулся. — Пожалуйста, Жан, не надо… Не вини себя. То, что случилось… Это просто стечение обстоятельств. Ты не виноват.

Жан отвел взгляд, уставился на заляпанные грязью и кровью мыски ботинок. Сосчитал до десяти, потом десять раз мысленно сказал себе «Ты дурак, Кирштайн, ты чертов дурак»: надо же было как-то успокоиться. Потом ответил:

— А я и не виню. — И быстро вышел в коридор.

Возможно, стоило завернуть домой: побриться, сменить рубашку — но Жан не хотел ехать туда один. Без Марко меблированные комнаты превращались просто в грязный дешевый угол, где можно заночевать, если другого места не нашлось. Он потер подбородок, ощупывая пробившуюся щетину, поймал свое отражение в витрине бакалейной лавки — осунувшееся, блекло-серое, с мешками под глазами — и решил, что достаточно хорош для полицейского управления Нью-Йорка.

В участок он приехал одним из первых, и все же Найл Доук — вот ведь ранняя пташка! — уже ждал у его стола.

— Подробный отчет будет готов через час, — сказал Жан, не утруждая себя словами приветствия.

Доук кивнул. Лицо его приняло какое-то странное выражение; он сделал шаг назад и остановился, как будто хотел что-то сказать. На секунду Жан испугался, что это будут слова сочувствия, но, к счастью, Доук промолчал. Он развернулся и направился к себе в кабинет, а Жан уронил голову на скрещенные руки.

Подите к черту с вашей поганой жалостью, подумал он. Подите к черту и оставьте меня в покое.

Наверное, он просидел бы так весь час, который сам себе отвел на отчет, но тут на краю стола зазвонил телефон. Жан подскочил как ужаленный, схватил трубку. На секунду его охватил иррациональный страх: это звонят из больницы, Марко стало хуже, — но голос в трубке не походил на голоса уже знакомых Жану врачей.

— Детектив Кирштайн? — Говорил мужчина. Он запинался и нервничал, а может, это была просто иллюзия, созданная треском помех.

— Да, это я. Слушаю, — ответил Жан.

— Это Бертольд Гувер. Я хочу с вами встретиться.

Чтобы сдержаться, Жану потребовалась вся его воля. Он стиснул трубку в руке, до боли закусил губу. Хотелось заорать на этого ублюдка, из-за дружков которого Марко вчера чуть не погиб, но вместо этого Жан произнес:

— Я продиктую адрес участка. Приезжайте в любое время до шести вечера. О формальностях не беспокойтесь, камеру я подготовлю заранее.

Гувер чуть слышно вздохнул.

— Сегодня, в девять вечера. Я буду ждать вас в доках рядом с Тридцать девятой улицей, напротив Бруклинской верфи. Я расскажу вам, что было в «Марии», а вы, — его голос дрогнул, — оставите нас в покое.

Жан задумался, как лучше поступить: крикнуть «Отправляйся к чертям, больной урод!» или просто бросить трубку, — но Бертольд Гувер отключился первым. Жан посидел еще немного, слушая короткие гудки, и наконец приступил к отчету.

Идти на пристань к девяти вечера Жан не собирался.

День шел своим чередом. Доук принял отчет холодно, но и выговора делать не стал; ближе к обеду заскочила Ханджи — спросить, как там Марко. Сам Марко позвонил в пять часов вечера.

— Все отлично, — уверял он, и Жан представлял себе, как Марко в застиранной больничной пижаме стоит в холле у телефона-автомата и улыбается. — Не поверишь, заживает, как на собаке! Еще пара дней, и меня отсюда выпустят.

— Здорово.

— Как там у тебя? Что Доук? Какие новости?

— Новостей никаких, — соврал Жан. А может, и не соврал. Ведь если он не пойдет на встречу с Гувером, то звонок можно выкинуть из головы. — Ханджи приходила, передавала тебе привет.

Мог ли Гувер в самом деле знать что-то важное?

— Спасибо. — Марко помолчал. — Значит, справок о Брауне и Гувере ты больше не наводил, — полуутвердительно произнес он. Это был последний шанс признаться.

И Жан его упустил.

— Нет. Не наводил. Ничего о них не знаю и знать не хочу. Леонхарт погибла, Браун тяжело ранен, может, тоже уже помер, а в одиночку Гувер только и может, что трястись под кустом. Пес с ними, Марко. Дело закрыто.

— Как скажешь, — протянул Марко и стал прощаться.

Жан слушал его голос и думал о гостинице «Мария». О кровавой резне, до которой ему теперь не было никакого дела. Но все-таки — чем хотел поделиться Бертольд Гувер? «Я расскажу о том, что было в «Марии», — звучал его голос у Жана в голове. Дурацкое предложение. Разве весь город не знает, что произошло в гостинице «Мария» девятнадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать третьего года?

В начале восьмого коллеги начали расходиться по домам. Жан сложил бумаги и письменные принадлежности, оделся. К этому времени сомнения превратились в решимость.

На пороге участка его остановил Найл Доук.

— Послушай, Кирштайн, — сказал он, — ты ведь не собираешься больше делать глупостей?

— Ни в коем случае, капитан, — заверил его Жан.

Он говорил правду. Больше — никаких глупостей. Жан собирался на встречу с Бертольдом Гувером один. Нечего было тянуть Марко за собой в это болото.

[Shingeki no BB]

Жан вышел на улицу. Газовые фонари освещали проспект, отражаясь в окнах домов; небо вместо темно-синего казалось фиолетовым из-за низко нависших туч. К девяти часам наверняка должен был начаться дождь. Жан спустился по ступеням и направился вдоль трамвайной линии, размышляя, успеет он перекусить или лучше сразу ехать в Бруклин.

— Далеко собрался? — раздался за его спиной голос Марко. — Твоя остановка в другой стороне.

Жан обернулся: Марко облокотился о фонарный столб в паре футов от выхода из участка. Его правая рука лежала в треугольном платке, обвязанном вокруг шеи, плащ был небрежно наброшен на плечи.

— Я… — растерялся Жан. — Я… А ты? Ты здесь как? Ты же говорил…

— Говорил, — печально согласился Марко. — А потом понял, что не стоит тебя тут оставлять без присмотра одного. Пришлось уговорить врачей выпустить меня под мою личную ответственность. — Он подошел ближе. — Так что давай, выкладывай. Только на этот раз все начистоту.

Врать по телефону — это было одно. С таким Жан мог справиться. Но лгать, глядя Марко в глаза? Немыслимо.

— Сегодня утром мне звонил Бертольд Гувер.

Марко внимательно выслушал пересказ разговора.

— Значит, в девять напротив Бруклинской верфи? — повторил он. — А сейчас только четверть восьмого. Успеем поужинать.

— Нет, — покачал головой Жан. — Я еду один. Я не собираюсь больше тобой рисковать.

— А я не собираюсь рисковать тобой. Так что или мы идем на эту встречу вместе — или не идем вообще. Выбирай.

Самым разумным сейчас было бы завалиться к Барри, съесть хороший стейк, а потом подняться на второй этаж и выпить по паре пива. Отправиться домой, сменить Марко повязку и лечь спать. Поступить так, как советовал Найл Доук: не делать глупостей.

Но что, если глупостью на самом деле было нежелание выслушать Бертольда Гувера?

— Не бойся, Жан, — тихо произнес Марко, как всегда безошибочно угадав его сомнения.

— На этот раз я буду осторожен. Если хочешь, я даже буду держаться позади.

— Давай поедим, — откликнулся Жан. — У нас не так много времени.

Он хотел, он действительно хотел не ворошить больше это осиное гнездо — но не мог остановиться.

В итоге они опоздали: из-за какой-то поломки трамвай застрял на мосту и простоял там почти двадцать пять минут. Когда они добрались до Бруклинской верфи, была уже половина десятого. Даже если Гувер и ждал их в назначенном месте, то наверняка уже ушел, и эта мысль неожиданно принесла Жану облегчение. Возможно, судьба распорядилась так, чтобы все ниточки, которые вели к произошедшему в гостинице «Мария», теперь оборвались.

Они свернули с Тридцать девятой улицы в проход между портовыми складами и через пару минут вышли на маленький пятачок между строениями. Начинался дождь; на сливном стоке одного из складов болтался подвесной фонарь, с грехом пополам освещавший кусок площадки. Жан огляделся. К его немалому разочарованию, Гувер все-таки был там. Его длинная темная фигура отделилась от стены, и он остановился на границе света и тьмы: должно быть, считал, что так у него будет больше шансов спастись, если кто-то из полицейских вздумает в него стрелять.

— Я рад, что вам лучше, детектив Ботт, — сказал он. — Видите: я не держу на вас зла.

— Еще бы ты держал, ублюдок, — с отвращением бросил Жан. — Это же ты преступник, а не мы!

Фонарь качнулся, на мгновение осветив грустное вытянутое лицо Бертольда. Печальные, словно у побитой собаки, глаза сверкнули в полутьме.

— Вы застрелили Анни, — сказал он. — И чуть не убили Райнера. Может быть, убили. Я не знаю. Мне не говорят, выкарабкается он или нет. Я молюсь, чтобы он поправился.

Жан стиснул зубы. Да, он застрелил Анни Леонхарт — и жалел только о том, что поздно нажал на спусковой крючок.

— Да, мы преступники, — продолжал Бертольд, — и убийцы. Но они — моя семья, у меня никого не было, кроме них, а теперь и их нет. Анни нет… И я… Я…

— Хватит, — мягко остановил его Марко. — Не будем об этом больше. Гувер, что ты хотел нам рассказать?

Бертольд вскинулся.

— Сначала обещайте, что оставите нас в покое!

— Чтобы вы и дальше убивали ни в чем не повинных людей? — спросил Жан.

— Нет, нет! Я… Мы больше не возьмем в руки оружие, нет. Если… Когда. Когда Райнеру станет лучше, мы уедем. Я увезу его. Мы поедем на Западное побережье, к Тихому океану, там… Там красиво, я видел на картинках. Все эти пальмы, и пляжи, и кинозвезды. Вы никогда больше о нас не услышите. Только обещайте.

Жан покосился на Марко, тот чуть заметно кивнул.

— Хорошо. Обещаем. Теперь выкладываем, что такое ты знаешь о бойне в «Марии», чего не знаем мы.

Бертольд сделал глубокий вдох.

— Я знаю, кто ее заказал.

— Твои боссы? — фыркнул Жан.

— Нет, не они. — Теперь фонарь качнулся в другую сторону, и Бертольд превратился в размытое черное пятно. — Это был ваш человек. Полицейский. Он и раньше иногда передавал нам задания. В этот раз пришел вечером восемнадцатого, мы как раз слушали матч. Бейб Рут выбил хоумран, а тут он ввалился — и вырубил приемник! — Из темноты послышался горький смешок. — Сказал, что у нас срочное дело. Что пора припугнуть Рейсов и для этого нужно пошуметь немного в «Марии». Оставил нам коробку патронов и ушел. Продолжать?

— Валяй, — сказал Жан.

— Мы приехали в «Марию» к одиннадцати. Вошли. На входе Анни застрелила ту девчонку, и тут же поднялся крик. Люди бросились кто куда. Большую часть мы перебили в лобби, потом Райнер и Анни пошли в коридор, а я подошел к лестнице. Перестрелял тех, кто успел убежать на второй этаж. Хорошо, что там резные перила: всех видно, даже тех, кто ползет. А дальше мы ушли. Поехали на Мэдисон-авеню, выпили там по чашке кофе. Прогулялись и вернулись посмотреть, как дела у полиции. Встретили там вас.

Жан прикрыл глаза и потер переносицу. Перед внутренним взором как наяву встал холл гостиницы «Мария».

— Как зовут этого полицейского, который отдал вам приказ?

Даже в темноте было видно, как Бертольд испуганно сжался.

— Я не могу сказать. Простите. Он узнает. Он все всегда знает, не понимаю как. Если я скажу его имя, он найдет нас даже в Калифорнии и убьет. Он — страшный человек.

Жан поморщился. Что за бульварные клише? Сначала Доук, теперь Гувер.

— Если бы не он, — произнес Бертольд, — ничего этого бы не было. Мы не пошли бы вчера к Кэрри, не напоролись бы на вас. Простите, я рассказал все, что мог. Теперь дайте мне уйти. Пожалуйста. Вы обещали.

— Катись к черту, — пожелал ему Жан, и Бертольд скользнул назад, сливаясь с тенями.

— Прощайте, — послышался его удаляющийся голос. — И лучше бы вам тоже уехать. Этот город — он не для честных людей.

[Shingeki no BB]

7

Менять повязку оказалось делом хлопотным. Сначала Жан долго отмачивал присохшие бинты перекисью, потом осторожно снимал их лоскуток за лоскутком. Марко терпел, лишь время от времени морщась от боли.

— Ты как? Нормально? — спросил Жан, обматывая плечо свежими бинтами. — Не туго?

— А ведь он не поднимался на второй этаж, — невпопад откликнулся Марко.

— Ты о чем?

— Бертольд Гувер. Он не поднимался на второй этаж в гостинице «Мария». — Марко поднялся и прошелся по комнате, придерживая больную руку. — Помнишь, как он сказал? Он подошел к лестнице и смотрел на своих жертв через перила. Это не он убил того журналиста из «Нью-Йорк Таймс». Помнишь? — Он вытащил из кармана плаща блокнот, неловко, одной рукой, нашел нужную страницу. — Этого парня, Малкольма Стаута, который все не давал Ханджи покоя. Стаута застрелили со второго этажа, а Гувер был на первом.

Жан ощутил неприятный холодок, который расползался по груди.

— Гувер мог забыть. Или соврать.

— Нет, — покачал головой Марко. — Прошло слишком мало времени, чтобы забыть. А врать ему ни к чему. Знаешь, на что это похоже? Что журналиста убил кто-то другой и вся бойня была организована только для того, чтобы скрыть единственное убийство. Этот парень из «Нью-Йорк Таймс» перебежал кому-то дорожку, нарыл для своей колонки какой-то компромат, вот его и пристрелили. А значит, убийца — тот, кто восемнадцатого апреля пришел к Брауну, принес ящик патронов и велел «пошуметь» в «Марии». Тот самый полицейский, которого Гувер боится как огня.

— Влиятельный сукин сын, — заметил Жан.

— Влиятельный, — подтвердил Марко. — И хитрый. Ублюдок. Пустил в расход несколько десятков людей и смеет после этого носить жетон.

Он невидящим взглядом уставился в окно и не шевельнулся даже тогда, когда Жан повязал ему на шею косынку, чтобы закрепить правую руку.

— Это совпадение, что мы и Браун с Леонхарт пришли к Кэрри одновременно, да еще и Томми-ган лежал в коробке заряженный… Так не бывает. Не совпадение это никакое, это расчет. Этот сукин сын как будто по пятам за нами следовал. Но как? Откуда он мог столько узнать? Мы же ни с кем не делились планами. Если только… Мы обмолвились при Шадисе.

— И кому Шадис мог рассказать?

— Не знаю, — с досадой откликнулся Марко. — Кому угодно. Хоть самому Заклею позвонить. Найлу Доуку.

— Доуку вряд ли, — пробормотал Жан. — Доук тоже считает, что это страшный человек.

— Доук? — оборвал его Марко. — Доук тебе что-то говорил?

— Ничего конкретного. Знаешь, его обычная пластинка про то, что не надо лезть в это дело, что тот, кто в нем замешан, — большая шишка и в порошок нас сотрет. Это было вчера, когда ты ходил за булочками. Говорил прямо как Гувер. Перестраховывался, наверное.

— Или, как и Гувер, просто хорошо его знает, — задумчиво произнес Марко. — Впрочем, это нам тоже ничего не дает. Доук знает многих больших шишек, начиная с того же Заклея.

Жан молчал. Он молил всех известных ему святых, чтобы Марко остановился, не продолжал. Хватит с них погибшей Анни Леонхарт, разговора с Бертольдом Гувером и раны в плечо, не нужно копать еще глубже.

Они и так уже почти вырыли себе могилы.

— Жан. — Марко смотрел на Жана в упор, и глаза его были бездонными и темными. — Я должен. Должен узнать, кто он такой.

Наверное, прошла вечность перед тем, как Жан нашел в себе силы ответить.

— Хорошо, — сказал он. — Только сейчас давай спать.

На следующий день они не пошли на службу. Жан спустился к хозяйке и позвонил в участок.

— Капитан, я сегодня не приду. Нужно ухаживать за Марко, он тут не справится один.

Кажется, Доук на том конце провода чуть не лопнул от злости:

— Что значит «не приду»? Ты там совсем спятил, Кирштайн? Да как ты вообще…

Жан бросил трубку. Наплевать. Объяснится завтра. Что-нибудь придумает. Хозяйка смотрела на него с неодобрением: возможно, боялась, что он потеряет работу и не сможет вовремя платить за комнату. На это Жану тоже было плевать.

Марко, полностью собранный, ждал его, сидя на застеленной кровати.

— Сперва пойдем в редакцию, — сказал он, — осмотрим рабочее место, а заодно узнаем адрес этого Стаута.

— В редакцию я бы мог сходить и один, все-таки ты ранен.

— Нет, — отмел Марко, — будем держаться вместе.

Им повезло: трамвай подошел быстро, и для Марко даже нашлось свободное место. До Лонгакр-сквер они доехали за пятнадцать минут. Здание, в котором разместилась редакция «Таймс», смотрело на них десятками вымытых окон. В прошлом году его достроили; свежая часть выглядела чуть чище и светлее старой, и Жан невольно задумался, сколько времени понадобиться, чтобы цвет сравнялся. Он соскочил с подножки, проследил за тем, чтобы Марко тоже благополучно спустился, и протолкался к входу.

Молодой клерк у дверей сперва сказал, что главный редактор и все начальники отделов на совещании, но полицейский жетон заставил его еще разок обдумать свои слова. Жан прикинул, что если кто-то из сотрудников газеты вздумает пожаловаться Доуку на работу его подчиненных, то им с Марко несдобровать. Однако волноваться из-за этого уже не получалось: все беспокойство уходило сейчас на совсем другие вещи.

Редактор, на минуту выглянувший из конференц-зала, без труда вспомнил Марко, с которым разговаривал неделю назад. Разумеется, им позволили осмотреть стол Малкольма Стаута — и разумеется, они ничего там не нашли. Убрать заметки покойника еще не успели, но там не было ни единой зацепки. Мистер Стаут писал о пресной ерунде вроде стройки нового моста через залив или закладки очередного городского парка. Материал о гостиницах Георга Рейса — как теперь понимал Жан, предлог, чтобы отправиться в «Марию», — был, пожалуй, самой интересной из всех заметок.

— Бедняга Стаут, — разглагольствовал мистер Мердок, сидевший напротив спортивный обозреватель. — Ему ничего тут не светило. Он все мечтал доказать, каким он может быть блестящим репортером, но ему удавались только материалы о птичках и цветочках. Помню, как-то раз ему поручили криминальную хронику — Джексон, который этим занимается, загремел в больницу с аппендицитом, — так ее же невозможно было читать! Малый совершенно не знал меры.

— Как интересно, — вежливо откликнулся Марко. — Значит, он не говорил, что работает над чем-то необычным?

Жан нащупал на дне ящика плотный конверт с инициалами «М. С.», но и тут его ждала неудача: внутри лежали весенние фотографии Центрального парка. Кадры получились прекрасными. Птички и цветочки определенно были коньком Малкольма Стаута, вот только вряд ли безобидные виды природы могли задеть большого начальника в департаменте полиции. Приходилось искать дальше.

— Необычным! — фыркнул мистер Мердок. — Стаут и необычное — да это же полные противоположности. Такая посредственность, как он, не справилась бы даже с заметкой о дорожном происшествии. Стаут подавился бы, попробуй он откусить кусок побольше.

Мистер Мердок и не догадывался, сколько горькой иронии было в его словах.

— Всего доброго и спасибо за помощь, — попрощался Марко.

Выходя, Жан взглянул на часы в холле. На бесплотные поиски ушло почти сорок минут. Впрочем, это было ожидаемо: вряд ли Стаут стал бы хранить важные документы на рабочем месте. У них по-прежнему оставалась надежда обнаружить что-то у него дома.
По иронии судьбы, Малкольм Стаут тоже жил в Адской кухне. Обшарпанный дом, до боли напоминавшийся жилище Жана и Марко, стоял на углу Пятьдесят шестой улицы и Десятой авеню. Над дверью красовалась выцветшая вывеска: «Меблированные комнаты внаем». Надпись была сделана голубым цветом, а объявление о меблированных комнатах Жана и Марко когда-то изобразили в красных тонах — кроме этого незначительного отличия, иных не наблюдалось. То же обшарпанное парадное, те же узкие окна, через которые в комнаты едва проникало солнце, те же запахи бедности. Даже хозяйка казалась родной сестрой их собственной: немолодая, сухопарая, с сальными волосами и колючим взглядом.

— Из полиции, значит? — сказала она, с таким подозрением рассматривая жетоны, словно подозревала подделку. — По поводу Стаута? Вот ведь человек был, одни от него неприятности, что при жизни, что после смерти! Помер, негодяй, а обещался мне на этой неделе двухмесячный долг выплатить.

Она повела их за собой. Жан шел в двух шагах позади и слушал, как Марко сдержанно сочувствовал почтенной женщине, пока та на все корки ругала своего мертвого постояльца. Они поднялись на третий этаж, прошли по узкому темному коридору. В какой-то из комнат надрывно плакал ребенок, рядом супружеская пара выясняла отношения. Кто-то кашлял, кто-то слушал пластинки. В таком месте человек никогда не оставался один: что бы ни происходило, соседи непременно были в курсе.

Не удивительно, что для встречи Малкольм Стаут выбрал не собственное убогое жилище, не городской парк и не маленькие забегаловки по соседству, а тишину и приватность гостиницы «Мария».

[Shingeki no BB]

— Ну вот, — хозяйка остановилась напротив одной из дверей, — его комната. Неделю никому сдать не могу! Осматривайтесь тут сколько влезет, хотя не знаю, что еще вы надеетесь найти.

— Еще? — переспросил Марко. Они точно знали, что Доук никого сюда не посылал.

Хозяйка взглянула на него с удивлением:

— А разве вас не тот полицейский отправил? Он же у вас какой-то большой начальник, даже в газетах пару раз фотографию печатали. Приходил сюда неделю назад, перебрал все бумаги этого писаки-неудачника. Даже мусорную корзину перетряхнул!

Жан проглотил разочарование. Ну конечно, их противник и тут оказался на шаг впереди. Глупо было воображать, что они что-то отыщут у Стаута. Марко потер подбородок; похоже, его мысли текли в другом направлении.

— Надо же, — протянул он, — шеф не говорил нам, что уже тут был. А как звали того полицейского?

— Думаете, я помню? — возмутилась хозяйка. — То, что ростом не вышел, это помню, а уж как там его звать!.. Сложная какая-то фамилия, на «А». Атт… Ар…

— Аккерман, — подсказал Марко. — Ривай Аккерман.

— Точно! Он самый. Аккерман. Ну ладно, заболталась я с вами, а дел-то по горло. Обыскивайте, а будете уходить — захлопните дверь.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и тяжелой поступью направилась обратно. Жан тяжело оперся о стену.

— Ривай, — повторил он. — Господи Боже, так это… Это был Ривай Аккерман!

Обида, злость, разочарование клокотали в груди, во рту разливалась горечь. Лучший полицейский Нью-Йорка, надежда горожан и пример для других копов — как он мог оказаться тем самым подонком, из-за которого погибло столько людей? Теперь понятно было, откуда противник знал об их планах. Ведь это он отправил их к Шадису, он говорил о том, что нужно стрелять на поражение: должно быть, хотел удостовериться, что Браун, Гувер и Леонхарт не проболтаются, если взять их живыми.

Какие же они с Марко идиоты.

— Идем, — сказал Марко. — Комнату все равно нужно обыскать.

— Думаешь, он нам что-то оставил?

— Даже самый внимательный сыщик мог что-то пропустить, — ответил Марко и толкнул дверь.

Как правило, хозяева меблированных комнат не особо утруждают себя уборкой после того, как постояльцы съезжают. Хозяйка дома на углу Пятьдесят седьмой улицы и Десятой авеню вычистила комнату до блеска: должно быть, она надеялась вытравить дух несчастного Малкольма Стаута. Стол был девственно чист, каминная полка пустовала, в ящиках тумбочки не завалялось даже обгоревшей спички. Все, что не забрал Ривай, хозяйка вышвырнула на помойку.

— Это ничего не значит, — уверенно сказал Марко. — Стаут все равно не стал бы хранить важные бумаги в доступном месте. Поищем тайник.

Они вытащили и простучали донышки ящиков; проверили стенки старого платяного шкафа; исследовали швы матраса. Раз за разом поиски заканчивались ничем, но Марко не отчаивался. Он опустился на колени, скатал ковер и принялся изучать пол.

— Нашел! — воскликнул Марко минуту спустя. — Жан, иди сюда, помоги-ка мне!

Жан присел рядом и нашарил в кармане плаща перочинный нож. От волнения ладони вспотели, гладкая рукоятка скользила в руках, и поддеть половицу удалось только со второго раза. На долю секунды сердце пустилось вскачь — и тут же рухнуло вниз.

Тайник был пуст.

Марко наклонился, ощупал стенки — но скрытых лазеек не было. Он аккуратно опустил половицу на место, поднялся и отряхнул брюки.

— Идем. Здесь ничего нет. — Он говорил ровно, но Жан слишком хорошо его знал, чтобы не заметить разочарования.

Ниточка оборвалась.

Они в молчании спустились вниз. Жан предпочел бы не заговаривать больше с хозяйкой, но Марко придерживался строгих понятий о вежливости.

— Всего доброго, миссис Грант, — окликнул он, — спасибо вам за помощь.

Хозяйка высунулась из своей комнаты рядом с лестницей:

— Все, уже уходите? А, да, совсем забыла! Сегодня с утра на имя этого мерзавца пришел конверт из фотоателье. Как платить — это у него денег нет, а как свои снимки дурацкие проявлять — всегда пожалуйста! Нужно вам оно? Или выкинуть?

— Давайте сюда, — сказал Марко, и она вынесла ему конверт из плотной коричневой бумаги, точно такой же, как Жан нашел в редакции «Нью-Йорк Таймс». — Благодарю вас, миссис Грант, вы нам очень помогли. Хорошего дня.

— Вы нам очень помогли, миссис Грант? — передразнил его Жан, когда они вышли на улицу. — Да брось. Очередные птички с цветочками. Надо было дать ей выкинуть этот мусор.

Марко пожал плечами и остановился, чтобы вскрыть конверт. Действовать левой рукой ему было неудобно, но на этот раз он не просил помощи — и Жан не предлагал. Наконец бумага поддалась, и Марко вытащил первую фотографию. Несколько секунд он смотрел на нее не отрываясь. Жан почувствовал, что начинает терять терпение.

— Ну? — поторопил он. — Что там?

Не говоря ни слова, мертвенно-бледный Марко передал ему снимок.

На фотографии был столик в ресторане. Место Жан не узнавал, но, судя по обстановке, ресторан был из дорогих: колонны, раскидистые пальмы в кадках, стулья с резными спинками. Снимок был немного не в фокусе — как будто фотограф делал его второпях, — но все же можно было разглядеть, что двое мужчин за столом приступают к десерту. Одного Жан не знал.

Вторым был заместитель главы департамента нью-йоркской полиции Эрвин Смит.

[Shingeki no BB]

8

В комнате сгущались сумерки, но зажигать свет никто из них не спешил. Жан сидел на кровати, Марко — на стуле у окна. Между ними на бюро лежали фотографии Эрвина Смита. Совершенно безобидные снимки, которые даже светскую хронику не могли бы заинтересовать: в конце концов, каждый белый американец имеет право голосовать, носить оружие и зайти в ресторан поужинать. Вряд ли Малкольма Стаута убили именно из-за этих фотографий.

Стаут следил за Смитом и собрал какой-то другой компромат, из-за которого и получил пулю в грудь.

— Он сегодня выступает по радио, — сказал Марко, не отрывая взгляда от окна. — Анонс передавали еще полторы недели назад. Смит должен был говорить о том, как сократить число грабежей. Я хотел послушать.

— Можем включить.

— Да нет. Теперь-то уже зачем?

Жан обхватил себя руками, похлопал по плечам, чтобы согреться. В комнате было холодно; хотелось заварить чаю, забраться под одеяло, но все эти действия были слишком обыденными. Разве чаепитие — подходящее занятие перед лицом смертельной опасности?

— Помнишь, ты вчера говорил, что Шадис кому угодно мог звонить, даже Заклею? — продолжал Марко. — Я тут подумал. Наверное, лучше бы это действительно оказался Заклей.

— Прости, — сказал Жан. — Наверное, это я виноват. Надо было послушаться Доука.
Марко подпер подбородок ладонью и прижался лбом к стеклу, разглядывая что-то на улице.

— Нет. Мы оба хороши. Я тоже никого не слушал. Знаешь, я до последнего был уверен, что Доук говорил о Ривае. Помнишь, Ханджи рассказывала, как они начинали все вчетвером?

— Думаешь, Ривай Аккерман и Эрвин Смит действовали сообща?

Марко пожал плечами и тут же поморщился от боли.

— Да, наверное. Они давно знакомы, может быть, до сих пор друзья. У Смита был мотив, у Ривая Аккермана — возможность отправить нас к Кэрри, а потом подставить. Вот только ума не приложу, зачем нужна была такая сложная комбинация. Если он хотел от нас избавиться, то мог бы направить по ложному следу или вовсе пристрелить в какой-нибудь подворотне. Да и к Брауну Смит вряд ли пошел бы лично. Хотя кто знает.

Жан поднялся и тоже остановился у окна, прислонившись спиной к откосу.

— Марко, как ты думаешь, кто из них прострелил Шадису колени?

Марко поднял на него усталые больные глаза.

— Не знаю, Жан. Правда. Может быть, они сделали это вместе.

Жан зажмурился. У него больше не осталось сил на страх; на место паники и ужаса приходила тупая апатия. Он думал о том, что их ждет — и ему казалось, будто он перебирает карточные расклады. Может выпасть десятка или туз, может прийти дама. Их могут покалечить, как Шадиса — если, конечно, им очень повезет. Ну а если не повезет…

Что чувствуют люди, когда их ноги заливают цементом?

— Что… — Голос сорвался, пришлось прокашляться и начать снова: — Что нам теперь делать?

— Ничего, — откликнулся Марко. — Ждать. За нами скоро придут.

Он коротко кивнул на окно, и Жан, проследив за его взглядом, увидел у соседнего дома мужчину в темном плаще. Мужчина курил и не отрываясь следил за их окном. Жан нахмурился. Соглядатай был один, а их двое — они еще могли сопротивляться. Сбежать, устроить перестрелку, если их станут преследовать. В конце концов, в этом городе каждый день стреляли. Пулей больше, пулей меньше, какая разница?

Жан уже готов был сказать об этом Марко, но потом вспомнил, что от Эрвина Смита они все равно далеко не убегут. А даже если и убегут, здесь, в Нью-Йорке, у него оставалась мама.

Марко смотрел на улицу и о чем-то думал; может быть, тоже вспоминал о родных или размышлял о том, как глупо они влипли. Если их отправят на корм рыбам, надо будет попросить, чтобы его залили цементом и скинули в воду первым, рассеянно подумал Жан.

Ривай приехал за ними полчаса спустя.

Дверь бесшумно отворилась, и его невысокая фигура появилась на пороге. Лица его видно не было — они так и не включили свет. Наверное, стоило что-то сказать или хотя бы встать навстречу, но Марко продолжал сидеть — и потому Жан тоже не двигался с места.

— Добрый вечер, молодые люди. — Голос Ривая, холодный и бесстрастный, разносился по комнате. — Не хотите ли прокатиться?

— Мы можем отказаться? — спросил Марко. Свет уличного фонаря падал на его лицо, освещая левую половину; правая терялась в тенях, и контраст создавал пугающее потустороннее ощущение.

Ривай чуть слышно усмехнулся. Он подошел к столу, небрежно сгреб фотографии и сложил обратно в конверт.

— Конечно. Хотя если вы спросите моего мнения, то я бы вам не советовал. Да — оружие можете оставить здесь.

Они с самого начала не слушали ничьих советов — наверное, сейчас поздно было начинать. Но Марко вытащил из кобуры револьвер и положил на подоконник; встал, надел плащ и взял с бюро шляпу. Жан поднялся следом.

Они в молчании вышли на улицу. Авто Ривая — черный паккард, на блестящих лакированных боках которого не было ни царапины — стоял припаркованный на противоположной стороне улицы. Прежде чем сесть в машину, Жан оглянулся и тут же пожалел об этом. Меблированные квартиры на Пятьдесят третьей улице не заслуживали того, чтобы стать последним, что он увидит перед смертью.

Ривай завел мотор и мягко тронулся с места.

— Жаль, — заговорил он, и в его тоне Жану действительно послышалось сожаление, — что так вышло.

— Как — так? — спросил Марко с заднего сиденья.

Они свернули на Девятую авеню и двинулись в сторону залива. Наверное, было бы здорово прокатиться по Бродвею или проехать мимо Центрального парка — но не просить же ради такого заложить крюк.

Ривая поправил зеркало заднего вида, немного приоткрыл окно, впуская в салон холодный вечерний воздух.

— Ничего личного, молодые люди. Поверьте, вы мне даже нравитесь. Вы проявили себя неплохими сыщиками в этом деле. Впрочем, будем честны друг с другом: вам просто повезло, что фотографии Стаута попали к вам в руки. Или не повезло. Это смотря с какой стороны посмотреть.

Они свернули на Гудзон-стрит, потом на Бликер-стрит, а потом Жан перестал следить за дорогой.

— В любом случае, — продолжил Ривай, — я не хотел бы вас убивать.

— Спасибо, — сказал Марко. — Нам приятно это слышать. Зачем тогда вы хотели подставить нас у Кэрри?

Паккард выехал на мост.

— Ах, это. Считайте, что это была маленькая проверка на прочность. Я не собирался вас подставлять, мне просто нужно было убедиться, что вам не придет в голову брать Райнера Брауна живым. Небольшая перестрелка должна была направить вас на правильный путь. Кто мог подумать, что даже это не сразу заставит вас стрелять на поражение. В общем-то, если призадуматься, убей вы тогда не только Леонхарт, но и Брауна, ничего этого бы не произошло.

Ривай покачал головой и плавно затормозил у одной из безлюдных бруклинских пристаней. Они приехали.

Неподалеку, всего лишь в нескольких минутах езды отсюда, они вчера встречались с Бертольдом Гувером. Ривай провел их мимо складов и ангаров и вывел на пристань. Там у самой кромки воды их ждал Эрвин Смит.

В отличие от Ривая, он казался выше, чем на фотографиях. Черно-белые изображения не передавали того ощущения опасности и власти, которое от него исходило. Оно вплеталось из тонкого запаха одеколона, из безупречной осанки, небрежной расслабленной позы. Эрвин стоял вполоборота, высматривая что-то на противоположном берегу, и отблески манхеттенских огней ложились на его лицо.

Услышав шаги, он обернулся.

— Мистер Ботт, мистер Кирштайн, добрый вечер. Чудесная погода, не правда ли? — Он был безукоризненно вежлив. Ривай пересек площадку и встал рядом с ним, убежденный, что его попутчики уже не сбегут.

— Добрый вечер, — произнес Марко.

Эрвин улыбнулся.

— Рад познакомиться с вами, джентльмены. Должен признать, вы проделали впечатляющую работу. Вот уж не думал, что меня могут раскрыть двое младших детективов. Прекрасно, просто прекрасно. Не поделитесь, что именно заставило вас вернуться к Малкольму Стауту?

— Повезло, — сказал Марко и улыбнулся в ответ. — А может, и не очень. Это смотря как посмотреть.

Жан украдкой облизнул пересохшие губы. Он был благодарен Марко, что тот взял этот разговор на себя: сам Жан едва ли сумел бы сейчас держаться так спокойно.

— Вот оно что, — с пониманием протянул Эрвин. Он слегка склонил голову набок, разглядывая собеседника. — Не хотите выдавать своих информаторов? Похвально.

— Спасибо, сэр.

Подите к черту, сэр, подумал Жан. Хватит уже тянуть кота за хвост, вы же нас не для того сюда притащили, чтобы мило поболтать. Ривай, воспользовавшись паузой в разговоре, протянул Эрвину конверт с фотографиями Малкольма Стаута:

— Вот, возьми. Ничего существенного, какая-то мелочь.

Эрвин наполовину вытащил снимки и быстро просмотрел.

— В самом деле, — согласился он. — Жаль, что этого хватило, чтобы составить неверное впечатление.

— Неверное впечатление? — выдохнул Жан прежде, чем Марко успел его остановить. — Да о чем вы вообще говорите?! Может, резня в «Марии» началась не по вашей вине?!

Голос срывался; забывшись, Жан шагнул вперед, сжал кулаки. Оружия у него не было, но вдруг он сумеет хотя по съездить по морде этому лощеному ублюдку? Эрвин Смит мягко, снисходительно улыбался.

— Неверное впечатление, — начал он, — заключается в том, что вы и ваш друг Марко Ботт решили, очевидно, будто смерть Малкольма Стаута была моей целью. Это не вполне так. На самом деле я стремлюсь к тому же, к чему и вы. К спокойной и безопасной жизни в этом городе. К несчастью, не всегда путь к цели бывает коротким и прямым.

— Это каким же путем надо двигаться к безопасной жизни, чтобы по дороге перестрелять почти тридцать человек? — спросил Марко. Краем глаза Жан видел его плотно сжатые губы.

[Shingeki no BB]

Эрвин со вздохом развел руками:

— Мы живем в непростое время, мистер Ботт. Городом заправляют гангстеры, а полиция, как вы и сами прекрасно знаете, способна только ловить карманников да сажать мужей, которые по пьяной лавочке кидаются с кулаками на своих жен. Нисколько не умаляю важности этих дел, но вы же сами понимаете: этого недостаточно. Я хочу очистить Нью-Йорк от бандитов. Если для этого мне самому придется на время выйти за рамки закона, путая их карты и стравливая их между собой, пусть так и будет. Мистер Стаут, как вы уже догадались, собирал на меня компромат и грозил вывести на чистую воду. Не думаю, что в итоге меня бы посадили, но на моей репутации был бы поставлен крест — а это означало бы крах моего плана. Мне пришлось пожертвовать мистером Стаутом и еще двадцатью шестью постояльцами гостиницы «Марии» ради того, чтобы спасти сотни и тысячи нью-йоркцев. Когда-нибудь, возможно, я предстану перед лицом закона и отвечу за свои преступления — но не раньше, чем выполню свой долг.

Его голос разлетался над водами залива. Эрвин Смит пугал и завораживал одновременно, и Жан не знал, что сейчас чувствует: отвращение или восторг.

— Зачем вы нам это рассказываете? — пробормотал он.

— Мне нужны люди, — ответил Эрвин. — Смелые, умные, преданные. Радеющие за справедливость. Вместо того чтобы мешать друг другу, мистер Кирштайн, мы могли бы сотрудничать. Подумайте об этом хорошенько.

Жан застыл. Сказанное с трудом укладывалось в голове: Эрвин Смит готов оставить их в живых? У них есть шанс спастись, а не отправится на дно с цементной гирей на ногах? Так, может быть, им в самом деле стоит…

— Нет, — твердо произнес Марко, и Жана тряхнуло как от удара. Принципы. Чертовы принципы Марко, которыми тот никогда бы не поступился. Как будто хотя бы раз в жизни нельзя было сделать исключение! А впрочем, решил Жан, так правильно. Его Марко всегда оставался верен себе. — Нет, мистер Смит. Я уважаю вашу цель, но я никогда не буду сотрудничать с больным ублюдком, по желанию которого было убито почти тридцать человек. Я отклоняю ваше предложение.

Он все время говорил «я», как будто Жан мог решить иначе. Бросить Марко погибать одного. И это, конечно, было несусветной глупостью — в сто раз глупее их дурацкого желания влезть в эту авантюру.

— Мы, — вытолкнул Жан. — Мы отклоняем.

Марко обернулся, мотнул головой — то ли отговаривая, то ли отказываясь верить. Вот дурак, подумал Жан. Ему самому было плевать на принципы и идеалы. Прав был Шадис: все, чего хотел Жан, — это новенький форд и приличное жалование. Вот только без Марко и форд, и жалование, и все сокровища Нового Света были ему ни к чему.

Ривай беззвучно выругался сквозь зубы; он смотрел на Жана и Марко как на помешанных, собиравшихся сигануть вниз с карниза десятого этажа. Эрвин сокрушенно покачал головой.

— Мне очень печально это слышать, мистер Ботт, мистер Кирштайн. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу вас отпустить просто так? — Он неторопливо вытащил револьвер и направил на Марко. — Ривай, не мог бы ты, пожалуйста?..

Ривай скользнул в тень и через секунду вернулся с тремя алюминиевыми тазами, мешком цемента и ведром воды; уверенными движениями принялся замешивать раствор.

— Вы можете попытаться бежать, — сказал Ривай, — но на вашем месте я бы не стал этого делать. Дернетесь с места — и мы прострелим вам ноги. Вы ничего не добьетесь, только агония продлится дольше. Если хотите, можете пока помолиться. Я подожду.

Жан хотел, но все молитвы выветрились из головы. Оставалось только стоять и тупо смотреть, как Ривай орудует деревянной лопаткой.

— Ну вот, готово. Кто первый?

— Я, — сказал Марко и шагнул вперед.

Жан уставился на его спину, хлопая глазами и хватая ртом воздух. Нет, нет, так дело не пойдет. Он не желает смотреть, как умирает Марко. Это его должны первым сбросить в залив.

— Нет! — выкрикнул он, и голос сорвался в визгливый фальцет. Ривай удивленно нахмурился, Эрвин с интересом хмыкнул. — Нет, я! Я буду первым, не трогайте Марко! Нет…

— Нет, — раздалось сзади, и Жан обернулся.

В проходе между двумя ангарами стоял человек, которого никто из них не ожидал здесь увидеть.

— Нет, Эрвин, — веско повторил Найл Доук. — Никто из них не будет первым. Ты отпустишь моих парней.

— Найл… — начал Ривай, но Доук оборвал его:

— Рад видеть тебя, Ривай, но сейчас я разговариваю не с тобой. Эрвин?

Эрвин Смит не спешил с ответом. Не опуская револьвер, он смотрел на Доука, словно это была игра в гляделки, и так продолжалось целую вечность. Жан задержал дыхание. Мир сошел с ума, перевернулся с ног на голову: шутка ли, сначала Эрвин Смит хочет закатать их в цемент, а потом Найл Доук, вечно осторожничающий, нервный капитан Доук, который беспокоится только о своей семье, появляется, чтобы их спасти! Жану ничего не оставалось, кроме как сосредоточиться на том единственном, что оставалось неизменным.

На Марко, который стоял прямо перед ним.

— Найл, — произнес Эрвин, — ты ведь понимаешь, что…

— Да, Эрвин. Я все улажу, не беспокойся. Ты же меня знаешь. А теперь отпусти их, пожалуйста. Меня ждут дома к ужину.

По всему выходило, что слова Найла для Эрвина Смита должны были значить не больше пустого звука. С чего вдруг заместителю главы полиции прислушиваться к просьбам какого-то начальника участка?

— До свидания, Найл, — сказал Эрвин и медленно убрал оружие в кобуру. — Передавай привет Мари.

Наверное, Найл что-то ответил. Жан не слышал: от нахлынувшего облегчения его повело. В ушах зашумело, ноги принялись сами собой выписывать кренделя. Если бы не Марко, вовремя подхвативший его за локоть, он упал бы прямо посреди доков.

Он не помнил, как они дошли до машины; как его затолкали на заднее сиденье и тронулись с места. Очнулся Жан только двадцать минут спустя, когда они ехали по Манхэттену.

— Спасибо, капитан, — хрипло сказал он.

Найл оставил его реплику без внимания, и тогда в разговор вступил Марко.

— Капитан, как вы нас нашли?

— Было бы что искать, — фыркнул Найл. — Я заглянул к вам после службы, проверить, не пришла ли вам в голову очередная опасная глупость. Вас не было, хозяйка видела, как за полчаса до этого вы уходили с Риваем. Дальше все было просто.

Они приближались к Адской кухне, и Жан рассчитывал, что Найл высадит их где-то в районе Десятой авеню, но тот гнал дальше. Мимо крошечных сквериков и магазинчиков, мимо маленьких варьете и унылых многоквартирных домов, к набережной Гудзона. В зеркало заднего вида Жан видел верхнюю половину лица Найла: сощуренные глаза, напряженную складку между бровей.

Автомобиль затормозил у причала, от которого ходил паром.

— Кирштайн, — обратился Найл к Жану, — вылезай.

Жан вылез, не удивляясь приказу и не задавая вопросов. Чуть поодаль несколько человек ждали последнего рейса на другой берег; если бы не они, Жан решил бы, что Найл хочет сам их утопить.

Найл тоже вышел из машины и кивком указал на водительское место:

— Садись. Ну? Что ты на меня уставился, Кирштайн? Садись за руль!

Жан сел, положил руки на колени, ожидая дальнейших указаний. Найл выругался сквозь зубы и захлопнул дверцу.

— А теперь, — склонился он к окну, — проваливайте отсюда, оба. Чтобы духу вашего в Нью-Йорке не было. Катитесь на Аляску, в Канзас, в Волшебную страну, в Мексику — мне все равно! Только не вздумайте еще хоть раз в жизни попасться Эрвину Смиту на глаза. Ясно?!

— Да, капитан, — хором выдохнули Жан и Марко.

— Отлично. Деньги за машину переведете на мой счет в банке. Будем считать, что я вам ее продал. За полцены. Я очень добрый сегодня.

— Капитан, — позвал Марко со своего места, — почему… Почему вы делаете все это для нас?

Найл вздохнул.

— Считайте, вашим родителям повезло, — сказал он, — что у меня тоже есть сыновья. Паром подошел. Все, поезжайте. Кирштайн! Не разбей машину.

Найл похлопал по капоту, и они тронулись, вместе с остальными пассажирами подтягиваясь к парому. Доски скрипели под колесами, сбоку покачивался фонарь. От воды тянуло холодом; Жан поднял окно и уставился на руль. Ему не хотелось вспоминать о существовании Гудзона.

К счастью, переправа была недолгой. Через полчаса они съехали на берег в Нью-Джерси. Можно было остановиться в какой-нибудь небольшой гостинице, отдохнуть и продолжить путь завтра. Вместо этого Жан нажал на педаль газа, и автомобиль — только теперь он разглядел, что это форд, и подивился иронии судьбы — помчался вперед через сонный ночной город.

— Куда мы едем? — спросил Марко, когда они миновали пригороды.

Это был хороший вопрос. Самым верным ответом на него стало бы «Куда глаза глядят» или «Подальше от этого проклятого города». Жан на секунду задумался.

— На запад, — сказал он и переключил передачу. — В Калифорнию. Знаешь, пальмы, пляжи, кинозвезды. Познакомимся с Мэри Пикфорд.

На секунду оторвавшись от дороги, он бросил взгляд на пассажирское место. Марко сидел, уронив голову на грудь; шляпа скрывала лицо, плечи мелко тряслись. Сперва Жану почудилось, что он плачет, но на самом деле Марко смеялся.

— Мэри Пикфорд! — веселился он. — Скажешь тоже. Может, мы еще и сами актерами заделаемся?

Нью-Джерси остался позади, и теперь перед ними расстилалась ровная серая лента дороги. На темном бархатном небе горели крупные звезды, каких было не увидеть в Нью-Йорке, а где-то там, впереди, их ждала новая счастливая жизнь.

[Амь]

Фик пока не успела прочитать, как раз будет сегодня чем на работе заняться, а арты очень классные! Особенно понравился первый, мне там такая нежность во взгляде Жана кажется.
Как хорошо, что вы пришли, спасибо.

[Russia_Cat]

Приятный текст, годные арты.
Лучи любви и сердец вам, авторы, беты и иллюстраторы!

[барханная]

Gretchen_Ross, с выкладкой вас!
Занятая история получилась, интерес не угасал до финальной строчки у меня из-за этого даже сгорела парочка вафелек, которые я пекла — слишком увлекалась чтением Удалось во всей красе передать задиристый характер Жана и уравновешивающий его — Марко, эффектным было появление Ханджи и кормление Леви уток в парке (крошки по часовой стрелке и выдрессированный вышибала в кафешке, ха). Однако, сказать по правде, у меня осталось ощущение, что в последний момент из истории исключили пейринг, так как довольно часто встречались детали, свидетельствовавшие о довольно сильной привязанности героев — мысли, порывы Жана по отношению к Марко. Для слеша их недостаточно, для джена, на мой взгляд, текст переполнен ими. Трансформация замысла произошла вне зависимости от, так сказать, авторской воли, или вы под конец пришли выводу, что детективная история не нуждается в романтической линии? меня зовут не Варвара, но я охочая до истории создания-написания произведений или я все придумала, такое тоже возможно
Кстати, текст чистенький и приглаженный, поэтому отдельная благодарность и Rudaxena.

Анка Хельская, арты совершенно восхитительные, все! Первый, несмотря на ч/б, кажется солнечным, от него веет уютом и спокойствием, на втором мне очень понравилась Анни, кажется, она идеальна вписывается в описываемую эпоху, да и сам момент у Кэрри напряженнейший. Последний арт тоже отлично дополняет эпизод, от Марко глаз не отвести Спасибо!

[Renie_D]

Gretchen_Ross, Анка Хельская, Rudaxena, поздравляю с замечательной выкладкой
Читала с утра в автобусе и наслаждалась))
У вас замечательно удалось вплести каноничные детальки в повествование, и образы героев получились на ура. Жан, Марко - чудо как хороши. Слова Шадиса:

Вот так парочка! Циник, которого заела несправедливость, и наивный идеалист!

просто квинтэссенция характеров)
И противостояние разных маленьких миров - бедные, но честные копы, продажные копы, люди, уставшие бороться и выживающие как могут, золотая бандитская молодежь. Ожидаемо для жанра, но вышло очень контрастно и выпукло.
Больше всего понравились Марко, Нил и Берт. Очень классные вышли персонажи. Немножко, правда, покоробил образ Анни, но тут я предвзята
Единственное, непонятным осталось, что такого накопал Стаут и накопал ли вообще. Или Эрвин подстраховался на всякий случай, заметив, что за ним ходит репортер? И чем Эрвин обязан Нилу, что отдал ему Жана с Марко?
А в целом отличный текст получился, яркий и красочный

Иллюстрации и стилизованные элементы оформления просто замечательные

[Russia_Cat]

Эх, странно, почему дайри не позволяет редактировать собственный комментарий?...
P.S. Отдельное спасибо за чистый джен и атмосферу историй золотого века дедективов.

[Gretchen_Ross]

Амь, Спасибо!
Очень ждем, когда ты доберешься и до текста)))

Russia_Cat, спасибо!)

барханная, спасибо, рады, что понравилось))

довольно часто встречались детали, свидетельствовавшие о довольно сильной привязанности героев — мысли, порывы Жана по отношению к Марко. Для слеша их недостаточно, для джена, на мой взгляд, текст переполнен ими.

Это и есть броманс))
Так что никаких изменений изначальный замысел не претерпел - мне хотелось показать именно такие отношения. Да, это еще не пейринг, но Жан и Марко очень близки и дорожат друг другом.

Renie_D, спасибо!

Единственное, непонятным осталось, что такого накопал Стаут и накопал ли вообще. Или Эрвин подстраховался на всякий случай, заметив, что за ним ходит репортер? И чем Эрвин обязан Нилу, что отдал ему Жана с Марко?

То, что накопал Стаут, Ривай с Эрвином уже сожгли, а пепел развеяли на заливом))
А Найлу Эрвин пока ничего не должен, но, во-первых, они друзья, а во-вторых, чего портить отношения, особенно если Найл готов все уладить сам?

[барханная]

Gretchen_Ross, мм, наверное, у меня немного другое представление о нем, чем у вас (/мб общепринято), ха хотя, как вариант, можно воспользоваться термином шоураннера сериала Ганнибал - "homoerotic friendship", выступающий для него синонимом броманса . В любом случае понятно, спасибо)

[Амь]

Фух, я, наконец, добралась до вашего текста!

простынка

Во-первых, хочу воспеть авторский стиль — конфетка! В нужные моменты он округлый и вкусный, иногда — отдает горечью, но в общем читается легко. И как раз обрамляет смысл в подходящую раму. Читалось на одном дыхании, хотя некоторые моменты заставляли останавливаться и перечитывать, смаковать цитаты.

Они с Марко переглянулись и старательно вытерли ноги. Если капитан Аккерман хотел, чтобы посетители соблюдали чистоту, его просьбу стоило уважить.

как по мне, так это яркое впечатление, которое Ривай произвел на обоих, Жана и Марко. И это было лучшим показателем, чем любые слова и мысли героев.

Не особенно понравился Ривай, отчего-то он мне всегда представлялся настоящей надеждой человечества, так сказать. Я, правда, уже давно не читала канон, так что, может быть. он уже и там не сияет надеждой для всего мира. хДД Ну, в общем, для меня это было не очень приятное открытие — Ривай верный пес, только теперь с уклоном в беззаконие. Или, точнее, они представляют закон. но такими способами, что мне, как и Марко, хотелось бы их грохнуть нафиг. Вместе с Эрвином. Бедный Кит Шадис.(( Ужасная-ужасная участь, аж мурашки по спине. И мурашки, забегая вперед, были не зря. У меня сердце замерло, когда я дочитала до беседы Марко, Жана и Эрвина. Стало жутко-жутко. Так и хотелось закричать: Марко, пожалуйста, молчи.

У меня так бывает, когда смотришь захватывающий фильм и полностью погружаешься в мир и ощущения героев, сопереживаешь им и проживаешь ситуации, в которые они попадают.

Очень жаль Анни и Райнера, да и Бертольда тоже. Со стороны кажется: хорошие ребята, жаль время такое. Нил Доук сначала долгое время вызывал неприязнь на грани отвращения. К сожалению, слишком хорошо верится в такого начальника — где надо, там глаза прикроет, где необходимо, расследование приостановит. Но в конце, когда появился Доук, чтобы спасти Жана и Марко, это было хорошо. Очень хорошо. Я уже совсем потеряла надежду и думала, что Грет всех убьет. И тут такой бальзам прекрасным концом, в котором Жан и Марко сваливают в закат.

И немного о расследовании. Продуманная, динамичная и очень увлекательная история с вкраплениями «мурашек» для читателей. Действия героев кажутся очень правильными и настоящими, как в жизни. Мне понравилась история, и сами мальчики показались верибельными и очень живыми. Я читала про настоящих людей, которые думали, расследовали, переживали и чувствовали боль, а не про манекены. За это тоже огромное спасибо. И пусть тут нет пейринга, как такового, зато есть теплая-теплая дружба, есть понимание и знание другого, как себя. Это дорогого стоит!

Еще раз упомяну про арты, которые вместе с прочитанным составляют настолько полную картинку, что погружение просто невероятное. Больше всего понравился самый первый стрип — очень уютный и домашний, такое ощущение, что ребята не в Нью-Йорке, а где-нибудь в провинциальном городке, где все знают друг друга, где событие — это приезд чужака, а каждый день похож на предыдущий. И, думаю, они были бы счастливы там. Марко — точно, а вот Жану через месяц-другой захотелось бы приключений. И стрип со сценой у Кэрри — . Такая чудесная Анни на нем, я хотя не особенно люблю ее, все же тут она мне очень понравилась. И Райнер тоже. А еще чудесный Марко, во взгляде которого столько огня, что невозможно не проникнуться и не полюбить.

А третьем стрипе для меня — все-все доверие и понимание, и чтение другого. Это тот момент, когда, имхо, становится точно понятно: даже если наступит конец света, они встретят его вместе.

Анка Хельская, спасибо тебе за прекрасные стрипы.

Позволить читателю ощутить все грани этой истории — вот что сделала ваша команда. Повторюсь, спасибо, что пришли.

Russia_Cat, спасибо!

барханная, очень рада слышать, что удалось попасть в общий настрой, этого хотелось больше всего))
Спасибо

Renie_D, уруру

Амь, спасибо большое, правда

Еще раз упомяну про арты, которые вместе с прочитанным составляют настолько полную картинку, что погружение просто невероятное.

И вот это особенно лестно

такое ощущение, что ребята не в Нью-Йорке, а где-нибудь в провинциальном городке, где все знают друг друга, где событие — это приезд чужака, а каждый день похож на предыдущий. И, думаю, они были бы счастливы там.

Думается мне, им бы как раз не помешал такой отдых после этой передряги))

[Gretchen_Ross]

Амь,
Какая замечательная простыня, спасибо! Получать такие отзывы - это просто потрясающе.
Я очень рада, что тебе понравилось.

[Firoy]

Очень атмосферная работа! Такое чувство, будто посмотрел черно-белое кино про гангстеров и полицейских
Отношение Жана к Марко безумно трогательное и чистое. Немаловажную роль сыграли арты - такие светлые и нежные Марко действительно лучик света и в тексте, и для Жана. Верю, что Нил специально поставил их в пару, пусть и потом жалел об этом много раз
Кстати я очень надеялся, что Жан в конце все-таки струхнет и заставит одуматься Марко. По сути влияют ведь они друг на друга одинаково, и у Жана были бы шансы!
Еще очень понравились, что даже у, казалось бы, отрицательных героев есть своя обратная добрая сторона. Шадис, Доук, Берт это потвердили. Даже жестокие мотивы Эрвина отдают жизненностью. Это впечатлило и сделало историю еще более острой и достоверной.

В общем, я получил огромное эстетическое удовольствие от вашей работы Большое вам спасибо

[Ayliten]

Какой замечательный фик
Очень понравились напористый Жан и вежливый, скромный, но очень и очень сильный Марко. Оба такие прекрасные!
Да и остальные герои тоже классно вышли, даже квартирная хозяйка, которая появляется-то всего лишь в паре эпизодов. Живые, колоритные.
А еще страшно понравился город. Такое ощущение, что сама походила по тем улицам, поездила на трамвае, посмотрела на Ривая, кормящего уток. Мне кажется, Нью-Йорк тут - вполне себе еще одно действующее лицо.

Иллюстрации тоже классные, особенно Марко с чашкой у окна - такое мимими невозможное)

[Gretchen_Ross]

Firoy, спасибо!

Кстати я очень надеялся, что Жан в конце все-таки струхнет и заставит одуматься Марко. По сути влияют ведь они друг на друга одинаково, и у Жана были бы шансы!

Он мог бы, наверное, но Марко просто успел ответить первым))

Ayliten, спасибо!)) Рады, что вам понравилось!
И отдельное спасибо за комплимент Нью-Йорку - пока мы работали над этим текстом, сами тоже очень прониклись городом))

[Айон Ран]

Замечательный, атмосферный, создающий настроение текст. Ровное повествование, читать одно удовольствие. То, что броманс, очень порадовало, взаимоотношения у Жана и Марко просто прекрасные. Отдельное спасибо за Ханджи)
По прочтении стало жалко Бертольда. Как ещё его жизнь в дальнейшем сложится.
Спасибо за эту историю)

[хомба]

я допозла, урашечки!
Замечательная история получилась! Одним махом проглотила, и тем приятнее были все эти маленькие созерцательные моменты, как тот, с утренним кофе. Марко жутко трогательный, обаятельный и всем бы такого, потому что это сколько надо иметь терпения, чтобы справиться с Жаном, который сначала хочет тачку, а потом решает причинять справедливость
Да и вообще понравилось, как герои прописаны, и второстепенные тоже. Отдельное спасибище за Анни, которая с одинаковым пофигизмом ест мороженку и убивает людей. это мое личное мурмурмур Шадис порадовал, дарковый Эрвин вполне в своем репертуаре "а давайте прикончим всех во имя общего блага". Найл приятно удивил со своим неожиданным финтом в конце. А нью-йоркская идиллия с уточками - вообще отдельная песня

Спасибо большое за красивый текст и за вкусные иллюстрации (прямо как с газетных разворотов, атмосферно).

[Gretchen_Ross]

Айон Ран, спасибо!

хомба, спасибо за комментарий, мы очень рады, что вам понравилось))

А нью-йоркская идиллия с уточками - вообще отдельная песня

Спасибо)) Этот эпизод было очень приятно и одновременно весело писать)

[Акрум]

Здорово! Очень понравилось - и история, и персонажи, и авторский стиль! А арты - вообще конфетка!
Спасибо за классную выкладку!

[Акрум]

А мне вот еще интересно, какова роль Ханджи во всем происходящем? Верится с трудом, что она ничего не знала - коль уж Доук в курсе, да и вобще, с нее, по сути, все завертелось. Но вот зачем? Подбирает кадры для Смита?

[Gretchen_Ross]

Акрум, спасибо!

Про Ханджи

Что касается Ханджи, то она, конечно, могла знать о планах Эрвина в общих чертах - но без особых подробностей. Сейчас Эрвин с ней уже практически не пересекается, а значит, и посвящать ее в текущие вопросы ему ни к чему. К тому же, думаю, что в силу склада характера и рода деятельности она не сильно следила за политическими интригами (в отличие от того же Найла) и отправила парней к Риваю с совершенно искренним желанием помочь.
Как-то так))))